Я щелкнул безымянным, голем исчез. Леди Клаудия расширенными глазами смотрела на то место, куда он провалился, потом перевела взгляд огромных испуганных глазищ на меня.
– Вы… вы…
– Да, – сказал я любезно, – это я.
– Но вы же… паладин!
Я расправил плечи, посмотрел на одно, на другое, выворачивая шею, как скрипач, согласился очень довольный:
– Еще какой! Я вам нравлюсь, да?
Она смотрела с прежним испугом.
– Паладины должны бороться со всеми проявлениями… словом, со всеми!
Я кивнул, сказал размеренно:
– Паладины, как сказано в уставе, не сражаются на стороне Добра или Зла, они бьются за истину, за справедливость. Можно даже с прописных букв. Вы грамотная? Как насчет читать-писать?.. Извините, я думал, что вы только красивая… Но тогда знаете значение прописных буквов. Я вот именно за Справедливость с большой буквы.
Она покачала головой, я засмотрелся на бледное взволнованное лицо, слишком чистое, чтобы упрятать, как растерянность, так и то, что все-таки пытается как-то собрать свои деморализованные и разбегающиеся войска.
– Но все паладины понимают…
– Однозначно?.. Не совсем так. В каждом ордене свой устав. Я не считаю, что поступаю неправильно или несправедливо, пользуясь услугами големов, драконов, эльфов, троллей, подземных рудокопов, проникателей и…
Она кинулась на спинку кресла, краска медленно покидала ее лицо. Я, конечно, загнул насчет всего этого зверинца, вон даже голем только и умеет, что появляться по сигналу и пропадать, но умный игрок сумеет воспользоваться и такой картой, как Миклухо-Маклай пользовался затмением солнца, уверив туземцев, что это он его гасит.
– А кто такие проникатели?
Ее голос был слабенький, и, пожалуй, я ее придавил, как сапогом жабу. Ладно, как красивую молодую лягушечку.
– А, – сказал я небрежно, – есть такие, что проходят сквозь любые каменные стены, любые магические защиты… Толку от них мало, они не могут драться. Разве что шпионят… Кстати, вы подсказали хорошую мысль. Где, вы говорите, находится ваш замок?
Она резко вскочила.
– Вы не посмеете!
Я удивился.
– Почему?
– Вы… вы же паладин!
Я покачал головой, плечи мои раздвинулись, я сказал хвастливо:
– Да, паладин, а не какой-то задрипанный рыцарь, что слагает сонеты в честь бабе. Паладин верно служит Истине, как я уже сказал, Справедливости, а бабы… это так, мелочи. Бабам пусть служат, как вы верно сказали, простые и простейшие рыцари. Бабам служить – ума не надо… Но вы правы, что-то нехорошее в том, чтобы посылать проникателей в ваш замок. Мы же не враги, верно? Если проникнут случайно в вашу спальню, я буду опозорен, что подсмотрел, а это нехорошо. Или же застанут вас в отхожем месте, когда вы, с выпученными глазами и покрасневшим ликом…
Она вскрикнула негодующе:
– Прекратите! Вы… вы даже не паладин! Хорошо, вы доказали, что вы – сильнее. Что вы хотите? Да, я ваша пленница. Что вы хотите?
Я сказал галантно:
– Что вы, что вы! Это я ваш пленник. Ну-ну, не всерьез, а чтоб приятно для ушей, льстивое слово даже мужчинам приятно, а уж вам…
Она смотрела с восхитительной ненавистью. Я тоже смотрел честными глазами. Галантность галантностью, я еще и не то скажу, все умеем бабам говорить приятное, чтобы шибче раздевались, но это только говорить, а наяву я хрен кому дам сесть себе на шею и свесить лапки. Бабы – тоже люди, а людю могу по сопатке, если увижу, что собирается замахнуться.
– Значит, – спросила она с дерзостью отчаяния, – вы по крайней мере меня… выпустите обратно?
– О чем разговор, – воскликнул я. – И даже не надругаюсь над вашей невинностью! Я ж паладин, а это накладает моральные обязательства. Как рыцарь, я вас считал бы слабой бабой и слагал бы вам… словом, слагал. Как паладин, я вас чтю и считаю за человека, хоть и при вторичных половых признаках. Человека я могу и меж ушей, не то что бабу, которую нельзя и пальчиком, чтоб потом не было мучительно стыдно.
Глава 6
На ее чистом лбу пыталась проявиться морщинка, результат мучительнейших раздумий, не лучше ли прикинуться просто бабой, ведь красивая же, неужели этот лох не клюнет, не развесит уши, не потечет слюной, тогда его можно и расколоть до самого места, которым думает… Но это ж так противно – прикидываться, терпеть щупающие руки и даже хихикать, жеманничать и улыбаться, как будто млеешь, как будто это нравится, когда этот дурак сопит и никак не может распутать шнуровку на груди…
– Поздравляю, – сказал я.
– С чем? – спросила она испуганно.
– С решением.
– Да? А какое решение я приняла?
– Правильное, – одобрил я. – На фиг мне еще одна баба? Вон их сколько бегает на кухне…
Она взвилась, глаза свернули зелеными молниями:
– Я не ровня кухарке!
Я выставил перед собой ладони.
– Я разве такое сказал? Конечно, вы – нет. Но ваше тело не… не в такой мере отличается от кухаркиного, как содержимое вашей черепной коробки от кухаркиного… содержимого. Говорят, что с умной женщиной днем – тяжело, а ночью – просто невозможно, но это для конюхов и тяжело, и невозможно. Мы же могли бы пообщаться на любом уровне.
Она спросила подозрительно:
– Вы имеете в виду уровни магии?
– Нет, я, скорее, об общечеловеческих ценностях. Сейчас все рехнулись на общечеловеческих, а они… Не слыхали? Да это все просто: один пророк заявил, что все ценное, что нас объединяет, оттуда, сказал и указал пальчиком в небо. Второй чуть опустил ладонь и похлопал себя по лбу: нет, отсюда. Пришел третий пророк, который и создал христианство, опустил ладонь еще ниже, к сердцу. Мол, любовь нас объединяет и все такое. Четвертый мудрец опустил ладонь еще ниже…
Она смотрела с недоверием, следила за моей ладонью.
– Это что же, нас объединяет желудок?
– Да, – ответил я, – но пришел пятый мудрец и опустил еще ниже…
Она сказала поспешно:
– Не опускайте! Нас это никогда не объединит.
– Нас, – уточнил я, – это человечество или нас с вами?
Она посмотрела с отвращением.
– Ни человечество, ни нас с вами. Если вы в самом деле не собираетесь меня держать в качестве пленницы, то я хотела бы отсюда убраться.
– Я понимаю вас, – ответил я. – Но, леди Клаудия, мне нужна полная инфа, что вы хотели добыть в этом замке? Что именно вас сюда привлекает? Тянет? Ради чего все-таки пошли на риск, ведь риск был, вы его чувствовали… и все-таки рискнули?
В ее глазах вспыхнуло изумление.
