Она поднялась, на лице отвращение, а в глазах вообще омерзение и минус двести семьдесят три по Цельсию. Я поспешно вскочил, мы ж паладин, вежливые, поклонился, подал ей руку калачиком. Она поколебалась, наконец осторожно сунула узкую ладошку в кольцо, стараясь не прикоснуться, словно со всех сторон торчат острые, как бритва, ножи. Я сделал шаг, ей все-таки пришлось опустить пальцы на мой локоть, это оказалось нежнейшее прикосновение, я даже смутно ощутил очарование, что-то колыхнулось в моей мохнатой душе, идет рядом притихшая, смирненькая, маленькая, хотя не такая уж и маленькая, если брать вообще, но я со своей акселерацией здесь гигант, плюс витамины и полноценное питание, так что если там я был чуть ли не хиляк, то здесь еще тот мордоворот, загодя дорогу уступают, едва только увидят меня впереди, мою благородную осанку и надменно выдвинутую челюсть.
Мы красиво спускались по лестнице, внизу Сигизмунд и Зигфрид, Сигизмунд в восторге распахнул глаза, я видел, как по губам леди Клаудии скользнула довольная улыбка, а Зигфрид чуть подпортил, громко икнув от удивления и присвистнув. Леди Клаудия нахмурилась, он понял и виновато пожал плечами, мол, всего лишь хороший воин, галантности не обучен, хотя ради такого дела обучился бы и на задних лапах ходить. Я покачал головой, показывая, что зря поздравляет, никакого дела не было, даже не пощупал, он сделал большие глаза и недоверчиво сощурился.
Так же в молчании вышли во двор, конюх вывел лошадку леди волшебницы. Лошадка выглядела взлохмаченной, дышала часто. Клаудия встревоженно вскинула брови, я сказал поспешно:
– Это с моим конячкой резвилась… Не волнуйтесь, он ее не обижал.
Волшебница молча встала на мое подставленное колено, легко вспорхнула в седло. Я взял за повод и повел через калитку. В темном туннеле она судорожно вздохнула, я громко заговорил, нес какую-то чушь, наконец вышли на мост, копытца стучали звонко, красиво, мелодично.
Солнце уже ушло, и даже закат почти ушел, померкло великолепное багровое небо с горящими громадами облачных гор, небо стало лиловым, нечеловеческим, далекие горы тоже полиловели, тени легли иначе, обрели странные очертания.
За спиной звонкий стук, словно веду не коня, а олененка с серебряными копытцами, с обеих сторон моста снизу тянет холодом и влагой, доносится глухой однообразный рев.
Звонкий стук оборвался, мы сошли с моста, я щелкнул пальцами. Вспыхнуло пурпуром, демон возник на строго отмеренном от меня расстоянии, все те же три метра, прямо передо мной.
Я сказал предостерегающе:
– Что-то заметил? Ого! Ладно, стань невидимым и бди. Чуть что, сам знаешь… Сразу же, как я и сказал…
Снова щелкнул пальцами, демон исчез, сразу померкло. У леди Клаудии лицо стало пепельным, только ее красивая лошадка не повела глазом, словно насмотрелась в детстве на этих големов до самого не хочу.
– Нужны ли, – проговорила она с усилием, – эти предосторожности? Слуги они, знаете ли, бывают чересчур усердны. Могут не так понять, не так истолковать, захотят выслужиться… Ладно-ладно, я вижу, что не отмените. Вы, мужчины, бываете слишком уж…
Предусмотрительны, подумал я мстительно. Признайся голубушка, собиралась же, едва минуем мост и моя власть якобы ослабеет или вовсе исчезнет, шарахнуть меня, как толстого кроля, между ушей. Так что демонстрация моих мускулов весьма кстати.
– У меня бдительные слуги, – сказал я, словно извиняясь. – Уж простите… Он мог бы и сразу со всей дури, тогда бы от здешних мест осталась бы только глубокая огнедышащая яма с оплавленными краями. Но все-таки спросил!
Ее лицо из пепельного стало серым, побледнело, но румянец так и не появился. Леди глубоко вздохнула, смиряясь с неудачей, но ведь и то хорошо, что выскользнула целой, обвела лоха вокруг пальца, ведь мог бы оставить у себя и глумиться, гад, так что все хорошо, спина выпрямилась, она вздохнула снова, уже не так тяжело, сказала странно напряженным голосом:
– Сэр Ричард, взгляните на горы…
Я вздрогнул и замер, ибо далекие горы исчезли, их сменили исполинские фигуры мужчин, женщин, видны вскинутые крылья, женщина показывает красивой рукой вдаль, двое мужчин смотрят в ту сторону, я засмотрелся на дивную форму руки, в меня вошла ее безукоризненность, как входит в душу прекраснейшая и редкая по силе музыка, и в голове промелькнуло, что архитектура – это застывшая музыка, сердце начало стучать чаще…
За спиной прозвучал голос:
– Видите? Да, по вам заметно…
Я спросил хриплым, осевшим от волнения голосом:
– Что это?.. Откуда?
– Смотрите, – велела она, – смотрите, сэр…
Я смотрел, и вдруг все исчезло, лиловые горы медленно темнели, покрывались ночной тьмой. Я судорожно вздохнул, голос с лошади прозвучал тихо и печально:
– Это длится недолго… а видеть можно только отсюда. Что это? Я думала, вдруг вы сумеете ответить.
В ее голосе звучали тоска, безнадежность и даже некоторая ревность, что прекрасная женщина, указывающая мужчинам вдаль, сохранит свои тайны, свою красоту.
– Сейчас не сумею, – признался я. – Но мы, мужчины, стремимся ответить на все вопросы. И для этого можем забраться в пасть самому дьяволу.
– Успеете ли? – спросила она безнадежным голосом. – Говорят, в мире появился Антихрист. А это должно случиться только перед концом света.
Я покачал головой.
– Не верьте. Богу самому интересно, чем это все закончится. Кстати, не знаете, что у меня там под мостом? Этот чертов туман раздражает, хотя я и не ежик. Надо бы выбрать время и спуститься, проверить опоры. Если нужен ремонт, то подсуетиться вовремя, не рухнуло бы…
Она подъехала к самому краю, бесстрашная, у меня уже по всему телу холодные мурашки, повела рукой и сказала длинную фразу на певучем щебечущем языке. Я осторожно приблизился, там, в ущелье не просто туман, а уже и темно, вечер, однако сам туман начал таять, истончаться, испаряться, словно под жаркими лучами солнца, одновременно светлело, будто в ущелье светила полная луна.
Стена напротив открывалась все больше, туман оседал, оседал, вверх ползли выступы, каверны, трещины, я как будто опускался взглядом, в груди все теснее, это же настоящее Дарьяльское ущелье, нет, намного глубже… обнажились блестящие от воды валуны, показались пенистые струи.
Широкий ручей, от стены до стены, прыгает по камням, взбивает пену, останавливает течение бешеными водоворотами. Под самой стеной на большом камне я рассмотрел далекую фигурку женщины.
Женщина сидит спокойно, рука ее время от времени поднималась в знакомом жесте, но я сообразил не сразу, что она попросту кормит рыб, бросая им то ли хлеб, то ли мотыля. Позабыв о леди Клаудии, я не мог оторвать глаз от этой женщины. Вся из быстрых водяных струй, брызг, а тело ее, покрытое крепким солнечным загаром, такого же цвета, как и светло-коричневые камни, по которым бежит и прыгает эта резвая вода. У ее ног крохотная радуга, я таких крохотных не видел, даже не думал, что такие возможны, но я и драконов размером с толстую мышь не видел, многое не видел, так что лишь стоял с открытым ртом, смотрел, щелкал хлебалом, любовался.
