Гунтер покачал головой, лицо оставалось мрачным:
– Волчонок тоже не вредит, пока щенок…
– Чего-то ждешь?
Он снова качнул головой:
– Не жду. Но еще никто оттуда не вернулся. Были такие, что совались… Кто от храбрости, кто от дури, кто в надежде на сокровища. Был такой правитель Еланций, привел целое войско и половину загнал в эту вот тьму…
– И никто не вернулся?.. Понятно. Все равно пошли сказки, что там медом намазано, потому и не возвращаются?
– Да… Но все-таки соваться больше не стали. Рассказы рассказами, но народ здесь простой: ждут, когда кто-то придет оттуда, расскажет подробнее, укажет тропку…
Я прищурился:
– И что же, неужели никто?
– Если вы, ваша милость, спрашиваете про ловких людишек, то были такие, были. Но их просто вешали, когда на брехне ловили. Непонятно, зачем врали. Хотя бы прибыль какую… Так нет же, просто мололи языком. Рассказывали дивные истории.
Я спросил заинтересованно:
– А что же рассказывали?
– Да что в этим пятнах скрывается целое королевство! В десять раз больше нашего. Свернутое, дескать…
– Свернутое?
– Да, так и называли. Да брехня это все. Причем не новая. Я про эти свернутые королевства слышу с детства. Где их только ни находят! Да только пока правды в тех россказнях ни на грош.
Я вспомнил охоту на чудовищного кабана, посмотрел на Гунтера очень внимательно.
– Никто не вернулся, говоришь? А как же Тудор?
Он помялся, буркнул очень неохотно:
– Ваша милость, я говорю про нормальных. А Тудор… он не совсем уж и человек, если на то пошло. А если и человек, то не совсем, а что-то в нем есть и от нечеловека. Хотя, конечно, каждый из нас предпочтет иметь в друзьях такого не совсем человека, чем иного праведного и богобоязненного.
Я подумал, кивнул:
– Да, ты прав.
Гунтер вздохнул с великим облегчением, когда мы объехали заклятое место по широкой дуге. Это сейчас объезжаю, сказал я себе. Придет время, вернусь. И взгляну, что там внутри.
За отодвинувшимся как зеленый занавес мыском леса открылась речушка, в замысловатой петле уютно расположился бревенчатый дом, к моему удивлению – двухэтажный. Он осел почти что на перекрестье дорог, а со стороны реки к нему перекинут довольно широкий мостик.
– Постоялый двор? – удивился я. – В такой глуши?.. Логичнее бы держать в городе. Или хотя бы в большом селе.
За моей спиной Ульман громыхнул:
– Да, что-то нечистое здесь, ваша милость.
Я повернулся к Гунтеру.
– А ты что скажешь?
Он развел руками:
– Ваша милость, я знаю всех в замке, иначе каким был бы начальником стражи?.. А по землям – не особенно. Это знал Марк, сенешаль, но сейчас у него уже не спросишь.
– Но что-то слышал?
Он снова развел руками, чуть более суетливо, чем следовало, слишком прямо посмотрел в глаза, мол, не брешу, вот не отвожу же взгляд:
– Ваша милость, где я хорошо все знаю, там мы еще вчера проехали.
– Ах да, сюда ты отговаривал…
– Потому что не знаю здешних мест, – ответил он. – А слава у них нехорошая. Поедемте дальше, ваша милость. Мы уже близко…
Подъезжая, мы рассмотрели просторный огороженный двор, небольшую пристройку к дому, в дверном проеме виднеется коричневый круп лошади. Еще до того, как наши кони приблизились к воротам, дверь распахнулась, по ступенькам сбежал немолодой грузный человек, весь заросший лохматой нечесаной бородой, однако коротко подрезанной. Серые, как у волка, волосы падают на лоб, почти скрывая глаза, а борода начинается прямо от глаз, так что из бороды блестят глаза и торчит нос с по-звериному вывернутыми ноздрями.
Он распахнул ворота, поклонился.
– Милости просим, господа!.. Наш постоялый двор к вашим услугам!
Из дома вышла толстая, как медведица, женщина, а за ней выбежала целая куча подростков. Старшие подбежали к коням и ухватились за уздечки, младшие остались на крыльце, рассматривая нас с любопытством.
– Коней накормим, – заверил он, – напоим!.. Если надо, могу даже копыта осмотреть.
– Конский лекарь? – просил я.
– И кузнец тоже, – ответил он с готовностью. – Все приходится самому.
Дом довольно просторный, сравнительно чистый, много сухой травы под ногами, приятный, но слишком сильный запах, столы из струганных досок выскоблены ножом.
Хозяин быстро оглядел, как мы рассаживаемся, спросил с предельным почтением:
– Что подать на стол, благородные господа?
Все молчали, посматривая на меня, я вспомнил, что первым раскрывать рот мне, я же сеньор, подумал и поинтересовался:
– А что-нибудь фирменное есть?.. В смысле, особенное, чего нет у других?
Он посмотрел настороженно:
– Что благородный сеньор имеет в виду?
В голосе звучало что-то еще помимо обычной услужливости и такого же обычного опасения не угодить богатым гостям.
Я отмахнулся.
– Ладно, забудь. Давай лучшее из того, чем кормишь путников. Лучше свежее мясо, чем солонина или вяленое, и хорошее вино, чем слабое пиво.
Он поклонился:
– Как скажете, господин. А что вашим спутникам?
Я отмахнулся:
– В походе все равны. Им то же самое, что и мне. Вот задаток.
Я выудил горсть золотых монет, отделил пару и бросил на середину стола. Хозяин подхватил, с медвежьей грацией поклонился:
– Есть свежий сыр, форель, фрукты…
Зигфрид подумал, сказал важно:
– А я хотел бы три яйца!
Хозяин сдвинул плечами:
– А кто не хотел бы?.. Увы, благородный сэр, птицы уже вывели птенцов, а мы все никак не заведем кур…
– Тащи, что есть, – прервал я, – у всех желудки камни перетрут, так что сожрем все, что приготовлено… хорошо.
– И вина, – напомнил Зигфрид. – Вина – лучшего! И побольше.
– Сэр Зигфрид, – сказал я предостерегающе, – не увлекайтесь. Да не придется вас везти, привязанным к седлу.
– Есть прекрасное алазонское вино, – проговорил с нерешительностью хозяин, – есть также цинское, небольшой запас вин из Диоса. Но если вы любители молодых свежих вин, то я только вчера получил три бочонка прекрасного вина этого года…
Я кивнул, широким жестом разрешил заказывать доблестным рыцарям и даже лучникам. Какое-то предчувствие не давало спокойно насыщаться олениной, лакомиться форелью и запивать в самом деле нежным вином с богатым ароматом. Наконец, улучшив момент, я сказал Гунтеру, что чуть прогуляюсь, провожать не надо, до такого места сам найду дорогу, он поинтересовался подозрительно, до какого, я объяснил, что пойду помою руки, он бесконечно удивился странному ритуалу, тогда я доходчиво объяснил, что подразумевается под этим эвфемизмом и, оставив всех за столами, вышел из помещения.
