Конюх поднялся, стряхивая пыль, колени и локти ободраны, виновато раскланялся и поплелся, прихрамывая к конюшне. Я потрепал по шее Зайчика, он повернул голову и понаблюдал, как я вставляю ногу в стремя.
Отцу Ульфилле подвели мула, я ничего другого и не ожидал, с мула до земли падать ближе, и мы выехали через боковую калитку.
На этот раз обеспокоенный Гунтер держался рядом с отцом Ульфиллой, что-то старательно объяснял, тот, судя по багровой роже, вот-вот лопнет, в праведном гневе, со мной ехали Зигфрид и Ульман, вперед унеслись на легких конях трое лучников, еще с десятка два поехали сзади, прикрывая сюзерена от удара в спину.
Правда, по указаниям Гунтера разведчики пытались объехать опасные, по мнению Гунтера места, я сурово напомнил, что, если закрывать на опасность глаза, она не исчезнет, а вот подкрасться может. А то и нападет без всякого подкрадывания. Гунтер поскрипел, но велел держать курс прямо.
Хотя я не уверен, что ехали так уж и прямо: все равно приходилось огибать слишком густые рощи, ручьи с обрывистыми берегами, болотца и вообще топи, их Гунтер и все остальные замечали издали, а я не мог отличить самую что ни есть топь от простого болотца, где вода едва покроет конские копыта.
Дорога снова неожиданно вильнула в сторону. На этот раз есть хоть повод: въехали на вершину холма, отсюда хорошо видно, как тропка, на бегу виляя бедрами, ринулась в сторону небольшой рощи, а затем выползла оттуда сытая и довольная, поползла ближе к скалам. Даже не роща, сказал я себе, а три невероятно могучих дерева, чьи привольно раскинутые ветви могут укрыть от палящего солнца целое войско. Из-под корней выбегает ручей, даже отсюда видны на поверхности воды крохотные зеркальца.
– Место для привала? – поинтересовался я. – Как будто нарочно поставлены. Когда-то был караван-сарай, верно?
Зигфрид заметил осторожно:
– Не знаю, совместимо ли ваше христианское благочестие паладина с… гм… словом, это непростые деревья. Таких больше на свете нет. Семян не дают, а как размножать отводками или подвоем – давно забыто. В смысле – пробовали, но не получается. Если бы не удивительное долголетие…
– А что в них особенного?
– Говорят, созданы древними магами.
– Выращены?
– Созданы. Для того, чтобы давать приют и кров.
– Ну, это все деревья дают!
Зигфрид сказал с почтением:
– Эти не просто дают! Они – оберегают. Заодно лечат мелкие раны.
Ульман сказал с другой стороны:
– И лечат, и вообще… Посидишь в тени – будто хорошо выспался.
А один из лучников сказал задумчиво:
– Говорят, если кору пожевать, такие видения, такие видения…
– Сам пробовал? – спросил Ульман.
– Рассказывают. Думаешь, эти деревья везде? В моих краях о них только легенды да россказни. Эх, зато какие… Хотя, если верить старым летописям, такие росли и у нас.
– Их монахи вырубили, – заявил авторитетно Ульман. – Чтоб, значит, народ не отвлекался от церкви. Любое чудо – только от Бога!
Я смолчал, что любое чудо, вопреки распространенному мнению в народе, бывает только от дьявола. Христианство принципиально отрицает чудеса, вещие сны, предсказания судьбы, астрологию и все то, что на самом деле пришло из язычества и мимикрирует под христианство.
Остановились, поджидая приотставших Гунтера и отца Ульфиллу. Двое лучников все время держатся от меня поблизости, хотя делают вид, что скачут сами по себе, телохранители хреновы.
Зигфрид спросил громко:
– Патер Ульфилла, тут скрытый язычник Ульман усомнился, что именно священники вырубили все эти деревья, что давали кров… Ведь правда же?
Отец Ульфилла восседал на муле с достоинством, неподвижный, как фараон. Даже обвисшие щеки не подпрыгивают, но это заслуга мула, так плавно идет, словно на шинах с автоматической регулировкой давления.
– Неправда, – обронил отец Ульфилла. Подумал, добавил осторожно: – С тех времен не сохранилось летописей… Церковь тогда… Нет, церкви тогда еще не было. Были отдельные общины христиан. Мы не знаем сейчас, что и как делалось в то не освещенное Божьей Благодатью время…
Зигфрид поморщился, спросил нетерпеливо:
– Отец Ульфилла, а что делать с этими деревьями?
Священник очень медленно повернул голову. Могучая шею побагровела от усилия, маленькие глазки взглянули из-под заплывших жиром век.
– С этими?
– Да, с этими, – сказал Зигфрид терпеливо.
– А ничего, – ответил священник кротко.
Зигфрид вскрикнул:
– Отец Ульфилла! Не морочьте нам, примерным христианам, головы. Это дьявольские деревья или благословенные? Третьего не дано, вы знаете.
Лучники сгрудились вокруг, вытягивали головы. В наступившей тиши отец Ульфилла ответил, подумав:
– Насколько я знаю, высшие иерархи Церкви, занятые важными вопросами, еще не подошли к делу об этих деревьях. Если от дьявола – их срубят и сожгут, а пепел развеют, если же их благословила Дева Мария… есть и такое мнение, то эти деревья будут под защитой Церкви. И тогда всякий, кто нанесет им вред, да будет наказан…
Он перекрестился, сказал кротко «Аминь», мул кивнул и потрусил дальше. Разочарованный Зигфрид ругнулся, вот так и пробуй припереть такого к стенке, скользкий.
Глава 3
Деревья очень медленно нехотя проплывали мимо, я видел как ветви тянутся в нашу сторону, словно слуги, что вот примут дорожные плащи, шляпы и трости, а другие ветви тем временем накроют на стол.
Кони бодро шли по берегу ручья, Гунтер, на правах гида, пояснил:
– Вообще-то это речка. Сейчас пересохла, засуха, а как хлынут дожди – столетние дубы, выдранные с корнями, плывут, как соломинки!.. Если присмотреться, то вон от того холма видите, ваша милость?.. Там земли сэра Уландра, Вервольфа, теперь уже нашего заклятого врага, а если еще дальше, то уже владения сэра барона де Трюфеля – Кабана, но отсюда не видно. Вообще-то, ваша милость, вы сумели прихлопнуть одним камнем двух зайцев.
– Как? – поинтересовался я, всегда приятно слышать, что сделал нечто правильное.
– А когда вы завалили у требушетов Конкейна, брата Гуинга Одноглазого, и Оранджа, а еще графа Олоферна, этого мы с Ульманом, двоюродного брата Одноглазого. Они все равно бы с ним вместе охотились бы за вами.
– Неплохо, – пробормотал я. – Проблем не меньше, но стало проще.
В кустах вскрикивали птицы, из нор высовывались крупные ящерицы и смотрели нам вслед круглыми слюдяными глазами. Ручей изогнулся и ушел в сторону моих земель, мы ехали по равнине, на миг открылся вид на замок Кабана, но на таком расстоянии я ничего не рассмотрел, к тому же выплывший клин леса ревниво скрыл от чужих глаз главную опору феодализма.