Альдер буркнул:
— Каждую весну из дома бегут сотни парней. Но девушки бегут редко.
— Я не сказал, что из дому, — кротко возразил Кадфаэль.
Он искательно взглянул на меня, я кивнул.
— Если хочешь, прояви свое христианское милосердие и угости ее обедом. Но ничего больше!
Альдер захохотал, Кадфаэль покраснел, вскочил. Мы смотрели, как он подошел к хозяину и девушке. Хозяин тут же отошел в сторону, с явным облегчением перепоручив ее монаху, а Кадфаэль взял ее за руку и подвел к нашему столу.
— Ее зовут Улинда, — сказал он. — Она сбежала от хозяина, у которого была в услужении всего неделю. Он сперва вел себя прилично, а сегодня начал требовать от нее… словом, начал…
— Все понятно, — прервал я. — Он мужчина, этим все сказано.
Она с ужасом посмотрела на меня, я жестом указал ей на место за столом.
— Я не голодна, — прошептала она.
— Садись и ешь, — велел я. — Я сказал, что каждому мужчине захочется тебя затащить в постель, такая ты хорошенькая и сдобненькая… но мы должны сдерживать свои скотские желания, только тогда становимся мужчинами.
Дверь с грохотом распахнулась, на пороге возник крупный широкий мужик с квадратным лицом, и сам весь какой-то очень даже квадратный. Всхрапнув, он спустился по ступенькам и двинулся между столами, похожий на быка в загоне для овец. Его налитые кровью глаза сразу отыскали беглянку возле меня.
— Эй, — сказал он резко, — вот ты где?.. А ну, иди сюда!
Она вздрогнула, как от удара хлыста. Покорно склонив голову, уже качнулась вперед, собираясь встать, но я придержал ее, прямо посмотрел в лицо здоровяка.
— Эй, — сказал я, — с женщиной нужно бы разговаривать помягче.
Все затихли, опустили ложки. Здоровяк шагнул к нам. Огромные кулаки сжаты, лицо покраснело. Без раздумий замахнулся, я легко отодвинулся, ногой ударил в колено. Он вскрикнул и рухнул на дощатый пол с таким грохотом, что на столах подпрыгнула посуда.
Я сказал с сочувствием:
— Какой скользкий паркет…
Он вскочил, глаза бешеные, взревел и бросился на меня, нагнув по-бычьи голову. Я отодвинулся, одновременно придав ему ускорение. Он врезался в стену, как гоночный автомобиль, не вписавшийся в поворот. На пол рухнул светильник, выскочив от сильнейшего толчка, горячее масло облило дурака от макушки и до задницы, одежда вспыхнула. Он заорал, изогнулся, кипящее масло течет за шиворот по спине вдоль хребта, прожигая плоть до кости.
— Выкатывайте его! — крикнул я. — Выкатывайте!
За соседним столом обернулись, я увидел непонимающие лица.
— Что, ваша милость?
— Круглые дураки в люди не выходят, — объяснил я, — их выкатывают
Улинда дрожала, у нее кусок в горло не лез, хотя видно, что голодна не на шутку, смотрела с ужасом и на меня, и на других мужчин за нашим столом. Наконец леди Женевьева произнесла с царственной холодностью:
— Ешь, никого не бойся. Это всего лишь мои охранники. Они тебя не обидят.
Девушка судорожно перевела дыхание, слова Женевьевы успокоили моментально, но пальцы еще дрожали, когда она брала мелко нарезанные кусочки мяса.
Еще с четверть часа мы лакомились, а когда я решил, что пора отправляться на покой, завтра утром в дорогу, дверь с грохотом распахнулась, влетел здоровенный мужик. Я сразу узнал в нем улучшенное и поправленное издание того идиота, что ухитрился поджариться на масле светильника. Этот явно брат, но не близнец, ибо выше на полголовы, шире в плечах и потяжелее.
Он взревел от двери:
— Где эта сволочь, что искалечила моего брата?
Все молчали, переводили взгляды с ворвавшегося буяна на меня и обратно. Тот все понял, ринулся, задевая гуляк, к нашему столу.
Я сказал Улинде:
— Сиди спокойно. С этим придется серьезнее…
Он прокричал шагов с пяти:
— Ты эта сволочь?
— Нехорошо, — ответил я, — нехорошо так о своих родителях. Это они искалечили твоего брата… да и тебя, похоже, тоже. Возможно, по пьяни? Вот что значит нездоровый образ жизни…
Он кинулся в той же манере, нагнув голову. Я точно так же отпрыгнул, но этого оказалось недостаточно, он развернулся почти сразу, бросился снова. Я блокировал первые два удара, ударил в ответ, попал в нос. Хрустнули тонкие кости, кровь брызнула обильно. Рана пустяковая, но крови всегда много, почти всех это останавливает сразу, но этот лишь взревел, как раненый дракон, набросился, размахивая кулаками.
Я успел отступить, сделал подножку, а когда он грохнулся об пол, с силой ударил ногой в голову. Он упал, снова начал подниматься, я торопливо ударил снова. И снова. И снова. Он упрямо поднимался, кровь залила лицо и обильно орошала пол, но этот идиот все поднимался и поднимался.
Наконец я промахнулся, он ухитрился вскочить, и тогда я схватил обеими руками его за голову и с силой ударил раз пять лицом о стену. Когда он обмяк в моих руках, я разжал пальцы. Он грудой мяса рухнул на пол, похожий на корову, которую уже начали свежевать.
— Жаль кулака, — сказал я громко, — но надо бить дурака.
Один из гуляк подобострастно хихикнул:
— Да вы и сапог не пожалели, сэр.
Я вернулся к своему столу, сел.
Девушка дрожала, в глазах ужас, а брат Кадфаэль сказал, то ли ей, то ли как мысли вслух:
— Если бы другие не были дураками — мы были бы ими.
— Утешительно, — хмыкнул я.
Дверь распахнулась, на пороге появились трое крепких мужиков в кожаных панцирях. Я вздохнул, начал приподниматься, но все трое прошли к дальнему столу, рухнули на лавку и хриплыми голосами заказали вина и побольше еды.
За многими столами загоготали, а новоприбывшие испуганно и подозрительно осматривались, втягивали головы в плечи, не понимая, почему такой хохот при их появлении. Альдер тоже рассмеялся, я с облегчением перевел дыхание.
Леди Женевьева фыркнула, я поднялся, очень вежливо сказал ей:
— Уже поздно, но я хочу попытаться отвести эту девушку в какую-нибудь приличную семью и пристроить там. У вас, конечно, появился шанс попробовать за это время удрать…
Она помолчала, в глазах прежний гнев и какое-то новое выражение, но едва открыла рот, ее перебил Альдер:
— Ваша милость, если вы пойдете с ней, то здесь мы с Ревелем!
— Но если появится барон Грубер…
Альдер сказал твердо:
— Он ее не возьмет! Я ее скорее зарежу, как овцу, но он хрен что получит!
Клотар сказал с неохотой:
— Мы забаррикадируемся наверху. С налету у него ничего не получится. А брать штурмом не решится, это же сумасшествие в таком большом городе. Здесь городская милиция не дремлет.
