Кони тоже взыграли, даже мул брата Кадфаэля пошел вокруг, задрав хвост и прыгая на всех четырех, пробовал гоняться за птицами, а потом начал бегать с псом наперегонки.
— Все, — сказал я, — в путь! Теперь наверняка догоним!
Оглянувшись, увидел, как фонтанчик уже едва поднимается над поверхностью земли.
Через час скачки галопом выметнулись в долину, где к небу тянулись… я бы сказал, сгоревшие спички, если бы кто-то придумал спички размером с Останкинскую башню. Черные, обугленные, они торчат в беспорядке, похоже на башни новостроек, но от этих башен остались даже не скелеты, как если бы их выжгло ядерным взрывом, а словно какой-то неведомый огонь пожирал сам камень, если это был камень, с такой же жадностью, будто сухое дерево.
Я всматривался жадно, воображение дорисовывало формы, а на их месте возникали окна, ставни… тьфу, какие-то защитные экраны, параболические антенны, чтобы принимать Интернет… нет, мой мозг везде сует свои образы, но, без сомнения, это гигантские здания, это сотворено руками людей, стоящих на технологической ступеньке намного выше, чем крестоносцы…
— И уничтожено ими же, — прошептали мои губы.
Я вздрогнул, на миг пришла мысль об ударе со звезд, но идея даже не зацепилась, дурь, нигде никаких разумных или неразумных рас нет, мир создан только для человека и развиваться, и расширяться он должен с этого крохотного уголочка Вселенной, но человек все никак не переболеет свинкой, корью, а то и коклюшем.
— Ни фига себе коклюш, — сказал я себе громче, чтобы звуками собственного голоса вернуть в реальность. — Какой светильник разума коптил!
У двух домов сохранились в целости нижние этажи, огонь шел сверху, а физические законы одинаковы: горение устремлялось кверху, вниз огонь идет неохотно, вот и погас то ли от недостатка воздуха, то ли здесь помогли защитные пожарные средства. Однако свет был слаб, к тому же этажи настолько погрузились в эту сухую выжженную землю, что виднелись только две-три плиты, если это плиты, чудился изысканный орнамент, но взгляд зацепился за фигуру, что двигалась, прихрамывая, между развалин.
Это шел человек, крупный мускулистый человек, в кожаной куртке без рукавов на голое тело, кожаных штанах и даже в сапогах, лицо смелое, энергичное, однако голые руки заросли длинной густой шерстью, а уши стали остроконечными, торчали настороженные, как у волка.
Я ощутил оторопь и в то же время ужасное понимание, как начинались все эти тролли, гоблины, эльфы, огры.
— Привет, — крикнул я и помахал рукой. — Мы друзья!.. Скажи, здесь не проезжал отряд, среди которых женщина…
— Молодая, — добавил Альдер. Взглянул на меня и уточнил твердым голосом: — Невиданной красы!
Житель странного города всматривался в нас блестящими, как слюда, глазами, радужная оболочка желтая, а когда раскрыл рот, сперва вырвался рык, а затем уже пошли слова:
— Отряд… двадцать три… Один выстрелил в меня…
— Плохие люди, — сказал я. — А мы — хорошие. В какую сторону ушли?
— Идете… правильно, — ответил он рыкающим голосом. — Скоро догоните…
— Женщина с ними? — переспросил Альдер.
— С ними, — ответил мужчина. — Они… нехорошие…
Меня заинтересовало, как это он отличает хороших от нехороших, если это такие зыбкие понятия и не зависят от роста, цвета кожи или формы ушей. Он как будто прочел мой вопрос, взглянул на меня в упор с укором в нечеловеческих глазах и прорычал:
— С ними тот… кто поднимает мертвых… Кто… запретное…
Я кивнул, крикнул громко «спасибо», Зайчик понял мой приказ и пошел легким аллюром в сторону пса, что остановился вдали на вершине холмика и приглашающе махал хвостом. Мелькнула мысль, что вот если бы порыться в этом городе, пусть на эти раскопки наложено проклятие Церкви и всех великих магов, вдруг да отыскалось бы такое, в чем я сумел бы разобраться…
Глава 7
Все чаще попадались вооруженные люди, однажды я увидел крестьян, работающих в поле, у каждого при себе либо боевой топор, либо копье, либо лук со стрелами. Редкие путешественники рассказывали о стычках с нечистью, делились сведениями о новых гарпиях, которых раньше не встречали в этих краях.
Я проверял, на месте ли меч и молот, поглядывал по сторонам с настороженностью человека, привыкшего к безопасному миру. Альдер однажды указал на горизонт и сказал, что вон там горы, за ними, считай, земли Юга, настоящего Юга. Там и теплее, ибо ветры натыкаются на горный хребет и поворачивают вспять, и власть колдунов там крепка, христианскому воинству через горы перебраться очень не просто, если вообще возможно.
Там далеко на горизонте под кроваво-красным темным небом, покрытым как коростой, вспыхивали багровые зарницы, оттуда доносился едва слышный грохот. Небо время от времени озаряли вспышки. Я был уверен, что за горизонтом действующий вулкан, недаром же и небо там затянуто тучами из пепла и дыма, сквозь которые прорывается алое и пурпурное, но Альдер проворчал:
— Что Тимур-оглы затеял…
— Кто это? — спросил я.
Он подъехал ближе, чтобы не перекрикиваться, он кричать может, а вот моему достоинству урон, ответил с великим почтением:
— Поговаривают, там самый могущественный волшебник на Земле. Наше счастье, что ему не восхотелось завоевать мир. Он бы это сделал очень легко.
Клотар пустил коня с другой стороны от меня, сказал скептически:
— Бред. Если бы хотел, то уже сделал бы.
— Почему?
— А разве есть цель выше?
Альдер сдвинул плечами в затруднении, я смолчал, хотя, конечно, я знал цели выше. Много таких целей. И вообще, завоевать мир — это даже не цель, а глупость. Бессмысленно завоевывать мир, но этого пока не объяснишь.
— И что он делает? — спросил я.
— Неизвестно, — ответил Альдер. Добавил после паузы: — Кто может знать, что делает нечеловек?
— А он… нечеловек?
— Говорят, — ответил Альдер еще неохотнее. — Но он и не Тьма, это точно. Ему все равно, как серому ангелу.
— Он что, живет в жерле вулкана?
— Говорят, он может жить… везде. Даже там, где жить нельзя.
Строители прошлой империи свое дело знали: дорога идет прямая, ровная, рассекает холмы, оставляя их половинки по обе стороны, а над болотами и низинами поднимается высокими насыпями. Мы встретили пару ущелий, однако дорога шла напрямик, над мелкими оврагами просто нависала, не замечая их, а из ущелий ее подпирали массивные опоры. Мне почудилось, что на таких дорогах скорость ограничивали не максимальную, а минимальную, даже сейчас в прекрасном состоянии, разве что края уже раскрошились, осыпались, но кому сейчас требуется шестирядное шоссе?
Облака из оранжевых медленно перетекали в пурпурность, а затем сыто багровели, застывали над горизонтом, отяжелевшие, сонные. Солнце опускалось в них тоже красное, распухшее, усталое. Время от времени то Альдер, то Ревель вспоминали недобрым словом Грубера, что губит коней, Клотар помалкивал. Я помалкивал тоже, ведь рассчитывал догнать Грубера уже к обеду.
