Я поспешно выдернул меч, лезвие вышло со скрежетом. Клондерг еще несколько мгновений стоял, пожирая меня пылающими глазами, кровь хлещет, как из рассеченного винного бурдюка, затем колени подогнулись, он повалился лицом вперед.
Альдер сказал громко:
— Господь показал нам, кто прав. Не так ли?
Купец вздрогнул, растерянно огляделся. Громко скрипнула дверь, в проеме стоит Траумель, хозяин замка. Заметив, что все взоры обратились к нему, он перекрестился и сказал дрожащим голосом:
— Да, Господь явил… Господь показал, что лишь с Его помощью можно одержать… Победу дал Господь… Господь показал этим поединком, кто прав!
Я перевел дыхание, окинул взглядом зал, отыскивая Грубера. Люди отодвигались от стен, всеобщее мельтешение, сторонники Клондерга не решаются приблизиться к поверженному исполину, настоящие демократы, каждый прежде всего думает о своей безопасности, а те, кому не должно быть дела, протискиваются поближе, чтобы рассмотреть ужасную рану, а потом рассказывать, как вот стояли в двух шагах, присутствовали…
Ревель все еще приводил в чувство брата Кадфаэля. Альдер держится возле меня, весь сгусток нервов, только Клотар исчез, как, впрочем, и Грубер. Лишь Бобик вылез из-под стола и посмотрел с недоумением: ну когда же начнем жрать?
Мечи в ножнах, но ладони все время вблизи рукоятей, так мы вдвоем с Альдером и выбежали из зала. Внизу на выходе из здания чуть не сшибли возвращающегося со двора Клотара. Он вдвинулся раздосадованный, злой, на плечах и груди доспехов свежие царапины, с раздражением швырнул на пол щит. Альдер вскинул брови, щит не сказать что измочален, но разбит почти вдребезги двумя-тремя мощными ударами. Деревянные пластины болтаются на скрепляющих металлических полосках.
— Не нашел? — спросил Альдер.
— Если бы, — прорычал Клотар. Он снял шлем, поморщился, я заметил на шлеме вмятину, а на голове с той стороны слипшиеся от крови волосы. — Не так было бы пакостно.
— А что?
— Догнал, он как раз со своей ватагой седлал коней. Шустрая сволочь, быстрее всех сообразил, что пахнет жареным… Тоже мне — рыцарь!
Альдер помог ему снять доспехи, с правой стороны груди на вязаной рубашке небольшой надрез, края окрашены кровью. Клотар на вопросительный взгляд Альдера отмахнулся:
— Царапина… Но панцирь он прорубил, сволочь. Какой был панцирь, на двух коней выменял!
Я вспомнил про оставленного с зале с Ревелем брата Кадфаэля, но монах, увы, способностью залечивать раны не одарен, а если и одарен, то еще не нащупал в себе эту способность.
Клотар посмотрел на меня без выражения, голос его прозвучал ровно, без теплоты:
— Я же сказал, что это царапина. Сама заживет.
— Нам каждый человек нужен здоровым сейчас, — ответил я точно тем же тоном, без теплоты, приязни, чисто по-деловому. — Ну-ка…
Лицо Клотара почти сразу порозовело, глаза прояснились, из груди вырвался невольный вздох облегчения. Похоже, ранен был сильнее, чем выказал, не хочет признаваться, что Грубер ему все-таки вломил, у меня в ушах звенело почти с минуту.
— Ну, спасибо, — произнес он, — вообще-то.
— Да пошел ты, — ответил я, — на всякий случай.
Альдер взял его под локоть, повернул и повел во двор, расспрашивая, как и что. Похоже, между мной и Клотаром вроде бы протянулась некая ниточка доверия… или не доверия, но уже что-то зыбкое установилось.
— Человек десять их было, — слышал я голос Клотара. — Троих найдешь в конюшне, двух я оставил у ворот, еще двое сумели взобраться в седла, но далеко не ускачут. Но Грубер, будь он проклят, дерется, как продавший душу дьяволу! На нем ни царапины, если не считать, что панцирь я изрубил, как хозяйка разделочную доску! С ним унеслось пятеро, но я же сказал, двое сражаться не будут…
Во дворе уже носится пес, поглядывает в нашу сторону с ожиданием. Мы остановились неподалеку от входа, Альдер сказал задумчиво:
— Тогда далеко не ускачут.
— Почему?
— Раненые будут затруднять передвижение, — объяснил Альдер очевидную истину.
— Груберу? — спросил я с изумлением.
Клотар взглянул на меня с долей уважения.
— Верно, — сказал он, — кому-го затрудняло бы, но не Груберу. Он их бросит сразу же. Еще и сам дорежет, чтобы не мучились.
— И нам не рассказали, — пробормотал Клотар, — куда те направились.
Они смотрели на меня в ожидании приказов, я развел руками.
— Пир отменяется. Надо просить у хозяина коней, думаю, теперь уж точно не откажется Если Грубер был здесь, то его сообщница где-то рядом. Вряд ли он рискнет отпустить ее надолго.
Альдер взглянул с укором.
— Сэр Ричард, она не сообщница! Разве не видно, что пленница?
— Откуда видно?
— А почему он не позволил ей показаться вместе с гостями? Боится, что она закричит, попросит помощи!
Он смотрел победно, но, хотя у меня у самого мелькнула такая мысль, я все же скривил губы и ответил грубо:
— Пока не доказано, что ее увозят силой, будем предполагать худшее. Зато никто не ударит в спину.
Из здания выскочил, размахивая руками, мажордом Майорк.
— Господин просит, — прокричал он, — пожаловать в зал!.. В вашу честь будет пир!
— Снова пир, — буркнул Клотар с отвращением, — сколько можно?
Альдер взглянул с интересом, впервые узрел человека, что готов отказаться от пира, повернулся ко мне.
— Примем или сразу в погоню?
— На чем? — спросил я. — Вы не угонитесь за моим Зайчиком. Майорк, спроси у благородною Траумеля, не одолжит ли он нам трех коней?
Появился Ревель, с ходу подсказал:
— И одного мула!
Я оглянулся на здание.
— Да-да, и одного мула… Хотя брата Кадфаэля, вероятно, лучше оставить. Пусть отлежится, наберется сил.
Майорк исчез. Не успели оглянуться — он уже снова здесь, подбежал, начал заталкивать в распахнутые двери.
— Все там! Вы спасли нас, мой господин отдаст вам не только всех коней, он… он все отдаст!
— Ну разве что на минутку, — ответил я, сдаваясь.
Глава 17
В большом зале слуги сбивались с ног. Все суетятся, как муравьи, но получается ловко и слаженно, чувствуется, что благородный Траумель на устройстве пиров и увеселений собаку съел. Множество столов как по мановению волшебства уставлены посудой работы искусных мастеров, к моему удивлению, в изящных вазах появились букеты цветов, явно влияние прекрасных дочерей.
Гости рассаживались уже веселые, довольные, беспечные, не то чтобы забыв, что только что убиты герцог Клондерг, его правая рука Отарк и даже епископ, но это уже осталось в том времени, что до пира, а после пира будут вспоминать о столкновении как гордые очевидцы, пересказывать, приукрашивать, ведь каждый из них стоял прямо вот на расстоянии протянутой руки, даже кровью забрызгало, помнит все. Других не слушайте. Соврут. Я один знаю всю правду, словом, зал заполнился гостями, нас буквально внесли и усадили по правую руку от Траумеля.