Он всмотрелся, на красивом лице расплылась широкая улыбка.
— Жени! — позвал он. — Взгляни, кто к нам пожаловал!
Из-за его спины вышла Женевьева, сильно похудевшая, еще более смуглая, волосы в беспорядке, платье обтрепано, как у бродячей цыганки. Она бросила на меня хмурый взгляд, тут же отвела в сторону. Из донжона вышли двое слуг, один взял Женевьеву за руку и свел по ступенькам во двор.
Она еще раз оглянулась, а второй слуга забежал вперед, распахнул дверцу в повозке. Женевьева поставила ногу на ступеньку, оглянулась в третий раз, на этот раз пересилила гордость и крикнула:
— Да, да, да!.. Я ошиблась, я была не права! Вы это, сэр Ричард, хотели услышать?
Она вдвинулась в повозку и с силой захлопнула за собой дверцу. Со ступеней медленно спускался Грубер, в руке уже меч, на лице нехорошая улыбка.
— Вы уже поняли, да?.. А священника отыщем как-нибудь… потом.
— Не думаю, — ответил я настороженно, — что ваш брак признают в свете.
Он отмахнулся.
— Признают. Но пусть вас это не волнует. Это такие пустяки по сравнению с тем, что сейчас мы с вами решим: содрать кожу с живого или на медленном огне?.. Может быть, неторопливое расчленение будет интереснее?..
Я уголками глаз следил за остальными. Они взяли меня в широкое кольцо, выставив перед собой острия копий, мечей, угрожая кинжалами, дубинками. Уже не двадцать, а все тридцать. В моем состоянии не справиться. Да еще человек десять высыпало на каменный выступ, что укрывает часть двора, у многих в руках луки. Очень предусмотрительно, до них не добраться, а они успеют перестрелять туеву кучу народа.
Грубер сказал насмешливо:
— Говорят, ты — рыцарь, но что у тебя на поясе за молот простолюдина?.. Надеешься, что возьму тебя в кузнецы?
Копейщики загоготали. Я медленно нащупал рукоять молота, покачал головой, словно бы медленно приходя в себя после сильного удара темечком о камни и сам удивляясь:
— А в самом деле. Я его лучше выброшу, можно?
Грубер сказал, смеясь:
— Выброси. Только не зашиби ногу кому-нибудь из моих людей. Иначе умрешь очень медленно. Хотя… гм… может быть, и так умрешь медленно. А после молота отстегни и медленно положи меч…
Я швырнул молот, держа взглядом нависающий балкон с лучниками. Грубер посмотрел на меня непонимающе, не сразу насторожился, но уж слишком резко и решительно я бросил, почему-то по косой вверх, поднял взгляд вслед за молотом, тут же раздался страшный треск.
Земля вздрогнула, раздались душераздирающие крики. Массивный каменный выступ рушился целиком, разваливаясь в воздухе, а от стены отделился огромный кусок и падал следом за площадкой лучников. В воздухе трепетали одежды, разлетались луки, шляпы.
Внизу во дворе еще стояли, глупо задрав головы, в их тупые мозги никак не могло уложиться, что такая непомерная масса камня падает им на головы, я прыгнул, упал и, покатившись, сбил двоих с ног, что все еще смотрели в небо. В растопыренную пятерню смачно шлепнуло рукоятью, я бросился через двор, прыгнул через костер и влетел в повозку.
Леди Женевьева испуганно вскрикнула, я зарычал, оскалив зубы, возница с ужасе соскочил с козел. Дрожащий слуга пытался сопротивляться, но так трясся, что я смахнул его с повозки, как пыль. Ухватив одной рукой вожжи, я заорал, кони ринулись вскачь, я судорожно направлял их бег вдоль стены в сторону ворот.
— Закрывайте! — заорал далеко позади Грубер. — Рубите…
Двое далеко впереди ринулись к воротам, а коням еще надо обогнуть второй костер с быком на вертеле, через костер не пойдут, я стиснул зубы, оглянулся. Земля все еще вздрагивает и гудит, на том месте, где башня, поднимается облако пыли, похожее на ядерный гриб.
Глава 2
Открытая арка ворот приближалась стремительно, и в этот момент один из оборванцев, видя, что не успевает освободить канат, выхватил острый нож и перехватил в два быстрых удара. Решетчатая стена рухнула со скрипом, лязгом, острия впились в землю с таким звуком, будто десяток копий вошли в тушу слона.
— Умойтесь! — крикнул я.
Молот вылетел из моей руки, как гигантский камень из требушета. Ворота с металлическим лязгом разлетелись на десятки блестящих полос стали. Кони даже не замедлили бег, мы вылетели на огромной скорости. Я оглянулся, далеко в пыльном облаке уцелевшие ловили испуганных коней и пытались вскочить в седла.
Женевьеву трясло, она смотрела дикими глазами:
— Я… я…
— Слышал, — оборвал я. — Вы сожалеете. Я ваши извинения принял.
Она умолкла на миг, затем сказала тем же потерянным голосом:
— Я не только поступила очень глупо, сознаюсь… Увы, я поступила еще и очень подло.
— Надеюсь, — ответил я, направляя вожжами коней к дороге, — ваш батюшка подберет вам достойного мужа, который закроет глаза на ваши грешки… по молодости и дурости. И не даст поступать, как вы поступили, в будущем.
Она взглянула искоса:
— Вы ведь знаете, о чем я?
— О молоте, — сообщил я злорадно. — Но вы, дорогая леди, не знали, что в чужих руках это простой молот. А вот любой деревенский молот в моих благородных дланях паладина обретает святую мощь и способность порхать, аки воробышек.
Она подавленно молчала, я даже не наорал за предательство, настолько презираю, это все равно, что орать на лягушку, вздумавшую сесть отдыхать на сапог существа, которое звучит гордо.
Я громко свистнул, в стороне затрещали кусты. Зайчик и огромный черный пес выметнулись из зеленых зарослей, понеслись наперерез. Пес на ходу подпрыгивал, стараясь заглянуть в окошко, я крикнул строго:
— Не балуй!.. Она может укусить, а зубы у нее ядовитые.
Женевьева подавленно смолчала. Коляска выехала на более-менее просторную дорогу, я осмотрелся с козел, крикнул:
— Бобик!.. Бобик!.. Ищи Клотара, ищи Альдера, Ревеля, монаха!.. Понял? Ищи и веди сюда.
Он посмотрел на меня внимательно, мне показалось даже, что кивнул, в следующее мгновение только пыль взлетела под бешено работающими лапами. Он понесся стрелой, я тупо смотрел вслед, даже не бегает кругами, не ищет след или учуял где-то спрятавшуюся в кустах птицу…
— Вперед! — сказал я коням. — Вперед, дохлыя!..
Оказывается, собачка их почуяла еще отсюда…
Через полчаса показались скачущие навстречу всадники. Клотар впереди, Альдер и Ревель охраняют брата Кадфаэля на муле, в руках блестит обнаженное оружие.
Я с удовольствием смотрел, как раскрылись глаза и отвисли нижние челюсти, когда я остановил повозку, спрыгнул и распахнул дверцу. Женевьева показалась в проеме, на обычно надменном лице не свойственное ранее смущенное выражение. Мне показалось, что она старается ни с кем не встречаться взглядом.
