По мнению некоторых западных экспертов, события 1990-х годов были не чем иным, как способом выживания прежней политической элиты и дальнейшего укрепления ее позиций (прежде всего — экономических). По этой причине о приходе к власти неких новых социальных сил говорить не приходится.
В этом плане интересна совместная научная работа П. Роддоуэя и Д. Глинского «Рыночный большевизм: трагедия российских реформ». В ней подчеркивается, что с 1991 года в России вместо рыночных реформ наиболее алчная часть старой советской номенклатуры планомерно осуществляла заговор, направленный на сохранение своей власти. Деятелей широкого демократического движения, чья борьба и привела к падению коммунизма, отстранили от реальной власти. Ее захватили бывшие партийные деятели, представители спецслужб и тому подобные силы, которые поделили между собой государственную собственность и монополизировали руководство страной
[320]
.
Миф о благости частной собственности прекрасно показал в России свою несостоятельность. В настоящее время рядовой обыватель может наблюдать удивительную картину: заводы не работают (они либо законсервированы, либо превращены в торговые рынки), а ВВП нашей страны постоянно растет. Особенно показательны результаты экономических реформ в сельской местности.
В сельском хозяйстве Эвенкии от дореформенного потенциала (до 1990-х годов) сохранилась всего седьмая часть, а в Республике Алтай — чуть больше (20 %). В Тыве, Хакасии и Бурятии индекс сельскохозяйственного производства в 2002 году составлял лишь половину своего значения в 1990 году
[321]
. Масштабы безработицы в регионах также потрясают: в Тыве каждый четвертый представитель экономически активного населения не имеет постоянной работы, в Республике Алтай и Бурятии — каждый пятый, в Хакасии — каждый седьмой. Аналогичный показатель отмечается по Сибирскому федеральному округу в целом.
Уровень жизни многих социальных групп и целых народов сегодня сравним с тем, что был 100 лет назад
[322]
. По разным оценкам, от 30 до 70 % всего населения Сибири фактически оказались вне экономики, среди коренных народов его доля доходит до 95 %. Почти 90 % населения Крайнего Севера и Сибири оказались за чертой бедности
[323]
.
Данную ситуацию практически невозможно изменить законным путем. Это связано с тем, что Конституция Российской Федерации особое внимание уделяет принципу неприкосновенности собственности. Под него подводятся различные законопроекты, позволяющие легализовать все приватизационные преобразования, несмотря на их явно преступный характер.
Показательна инициатива думской фракции «Единство», открыто предложившей сократить до трех лет срок, в течение которого могут быть обжалованы сделки по приватизации. Смысл этого законопроекта можно сформулировать коротко и ясно: «передел собственности недопустим». Бывший председатель комитета по бюджету Государственной думы В. Резник заявляет, что «основная приватизация прошла с формальными и многочисленными нарушениями и при желании всегда можно что-то найти. Но делать это опасно»
[324]
.
Несмотря на многочисленные замечания со стороны профессиональных юристов, Федеральным законом от 21 июля 2005 года № 109-ФЗ
[325]
была изменена ст. 181 Гражданского кодекса Российской Федерации. Теперь срок исковой давности, в течение которого можно признать недействительной совершенную сделку, составляет от года до трех (в зависимости от ее вида). Идеологи этого «нововведения» практически не скрывают, что его главная цель — не дать пересмотреть итоги российской приватизации, осуществленной как раз в первой половине 1990-х годов. Тем самым под ней фактически подводится черта и утверждается существующее положение дел в области собственности.
Государство как бы закрывает глаза на возможные прегрешения в прошлом, за пределами сроков исковой давности. Эти новые правила игры фактически закрепляют за собственниками, чьи права не были опорочены в течение последних трех лет, приобретенное ими имущество. Таким образом, исключается даже сама возможность легально оспорить право собственности, какими бы весомыми ни были основания для этого
[326]
.
А. Панарин убежден, что главной пружиной политической борьбы в стране (одним из ее кульминационных моментов стал расстрел парламента в октябре 1993 года) была забота новых собственников о сохранении приобретенного ими имущества. Не борьба «демократии с тоталитаризмом», а борьба новых собственников за «полное и окончательное» закрепление результатов приватизации — вот истинное содержание постсоветского политического процесса
[327]
.
При введении частной собственности в России был полностью проигнорирован отечественный опыт в данной области, который привел к Октябрьской революции 1917 года. Попытки сделать из русского крестьянства фермеров, то есть частных собственников, предпринимались еще П. А. Столыпиным.
Возглавляемое им правительство в начале XX века решительно начало передачу общинных земель в частную собственность крестьянам. Реформа включала в себя целый комплекс правовых мер, главная задача которых сводилась к освобождению крестьянина от общинной зависимости (так называемой круговой поруки). Столыпинская аграрная реформа создала личную собственность на землю за счет общинной, не посчитавшись при этом ни с интересами самой общины, ни с ее правами, ни даже с тем, насколько хозяйства этих новых личных собственников окажутся жизнеспособными
[328]
.
Вполне естественно, что такая позиция П. А. Столыпина натолкнулась на активное сопротивление крестьянских депутатов Думы: идея частной собственности на землю отторгалась традиционной сельской культурой
[329]
. Установлено, что правительство, во главе которого стоял Столыпин, только за 1907–1909 годы повинно в казнях 5086 человек
[330]
. В 1910 году власти шесть раз применяли против крестьян различные санкции, в 1911 году — 74, в 1912 году — 60, в 1913 — 40, в 1914 — 36, в 1915 году — 55 раз
[331]
.
