Отношение современных западных исследователей к России не изменилось. Ими «установлен» факт, что, «будучи современным государством, по хронологии, по внешней стороне цивилизации, по усвоению технических знаний Европы, по своей армии и бюрократии, она остается средневековой по духу и нравам своего народа. Ни Возрождение, ни Реформация, ни революция не коснулись ни городского, ни сельского населения. Все, что случилось в Европе со времен Колумба и Лютера, Вашингтона и Мирабо, для России как бы не существовало…»
[461]
«Несчастную историческую судьбу» России с откровенным сочувствием описывает французский ученый Э. Каррер д'Анкосс: «Невезение России обусловлено ее историей: безусловно, европейская страна, выросшая на византийских традициях, она была внезапно вырвана из Европы татарскими завоевателями. Конечно, им она обязана заимствованием некоторых принципов организации власти, но тем не менее на протяжении двух с половиной столетий они держали ее в стороне от нормального хода европейского развития. Невезение России состояло также и в том, что в свое время она не приняла норм римского права (которые могли бы уменьшить влияние татарского ига) и не признавала закон, частную собственность, договорные отношения — все, на чем в течение долгих веков строилась европейская цивилизация»
[462]
.
Пристрастность по отношению к России ярко проявляется и в работе Рене Давида, который считает, что «до Октябрьской революции русский народ не считал право основой социального строя. В законах он видел капризы царя и способ административного управления. Когда марксизм провозгласил отмирание права, это настолько мало шокировало русских, что полное отмирание права можно было осуществить уже на следующий день после революции»
[463]
.
Отмирание права
В том же духе американский исследователь X. Дж. Берман в одной из статей использовал «фривольную» метафору применительно к западному, советскому и китайскому (после 1949 года) праву. Советское право он считал незаконнорожденным сыном западного права, который уже достиг зрелости, а китайское сравнил с капризной дочерью советского права, которая все еще «слоняется по улицам»
[464]
.
Упомянутым выше известным западным исследователям должно быть прекрасно известно, что любое традиционное правосознание ни в коей мере не является примитивным. Оно отличается своей собственной логикой, глубокой последовательностью, а главное — вполне соответствует культуре традиционного общества
[465]
. Но, видимо, русские являются исключением из этого правила.
Против такой откровенной пристрастности западной науки в свое время выступала российская императрица Екатерина Великая. Ее Россия, с точки зрения многих западноевропейских современников, была именно тиранией, в которой рабами в равной степени являлись как крестьяне, так и дворяне. Ознакомившись с одним из таких «произведений» французского аббата Шаппа д'Отроша, Екатерина логично возразила ему, что в России действуют законы и, следовательно, нет никакой тирании
[466]
. Впоследствии императрица несколько раз возвращалась к обвинениям Шаппа д'Отроша: «Она доказывает ему, подданному Людовика XV, при котором система так называемых letters de cachet [королевские приказы, которые позволяли посадить любого человека в тюрьму и держать его там неопределенно долгий срок не только без суда, но даже без предъявления обвинения] получила высшее развитие, нет повода так печаловаться за русский народ, так часто твердить об отсутствии свободы в России, колоть ей глаза произволом администрации»
[467]
.
Славянофилы в XIX веке также пытались объяснить российской общественности всю пагубность такой мифологии, указывая на существенные недостатки западной правовой культуры и преимущества российской.
В настоящее время сознательно игнорируются и искажаются любые факты, говорящие об эффективности российской правовой системы в прошлом. Хотя даже отдельные примеры говорят о ее высоком уровне развития. Так, рост правосознания общества хорошо иллюстрируется следующим фактом из российской истории: по решению собора 23 высших иерархов Русской церкви в 1575 году Иван Грозный (первый русский царь) подвергся осуждению за четвертый брак в течение трех лет и должен был пройти открытое покаяние
[468]
.
Известно также, что великий французский мыслитель Вольтер в 1770 году восхищался подготовленным Екатериной II «Наказом к составлению свода законов России». По его мнению, этот документ служил неприкрытым упреком французам в их смешной и варварской юриспруденции, построенной на церковных нормах. В 1777 году Вольтер пишет, что получил немецкий перевод Свода законов и начал переводить его на язык варваров-французов. Кроме этого, он и его коллега внесли по 50 луидоров в пользу того, кто составит уголовный кодекс, близкий к русским законам и наиболее пригодный для страны, где они живут
[469]
.
Миф о «русском варварстве» был успешно внедрен в российское же сознание, что нанесло ему сильнейшую травму. Сегодня этот процесс набирает обороты, продолжая увеличивать размер национальной катастрофы. Она выражается в комплексе неполноценности перед Западом, западным человеком.
Более того, даже в современной российской науке прочно утвердился тезис, что в России все плохо, что россияне (точнее, русские) — примитивные дикари, которых следует перевоспитывать. Здесь необходимо отметить очевидный факт: современная идеология в отношении русского народа, распространенная в отечественных гуманитарных науках, по многим параметрам схожа с идеологией национал-социализма времен Гитлера. Их основные положения практически полностью совпадают. Базой данной идеологии служит представление о «русском варварстве», которое распространяется не только на область права, но и на культуру в целом. Именно оно «вооружало» военные силы Германии безжалостностью к населению России. «Точка зрения, что русские (на «восточных» пространствах) — это «зверолюди» (Tiermenschen), а евреи — как «недочеловеки» (Untermenschen) — вообще не люди… была неотъемлемой частью психологии массовых убийств, совершаемых национал-социалистами»
[470]
.
