Вздрогнув, я поспешно опустил его обратно, но дверь уже открылась, в проеме появилась женская фигура. Сердце мое замерло, а женщина неслышно одолела разделяющее нас пространство и, остановившись в двух шагах, сказала почтительно:
— К вашим услугам, мардорг. Что изволите?
Я ошалело смотрел в ее нечеловечески прекрасное лицо с огромными миндалевидными глазами, желтыми, как растопленный мед, высокими скулами и длинными остроконечными ушами, такими нежными и розовыми, что просвечивают даже при таком неярком свете. Мочки ушей оттягивают массивные серьги, камешки переливаются всеми цветами, вырез платья достаточно целомудренен, однако низ… лучше не опускать взор, лучше не смотреть…
С трудом удерживая взгляд в замороженном состоянии, я проговорил медленно:
— Да я так, осматриваюсь… Что можете предложить?
В ее огромных янтарных глазах мелькнуло недоумение.
— Предложить?..
— Да, — подтвердил я, — с чего мне здесь начать?
— Не поняла вопроса, мардорг… Господин изволит почивать… или восхочет сперва поужинать?
— Восхочу, — ответил я. — А что, подают прямо в номера?
Она замедленно кивнула, не отрывая взгляда от моего лица. Мне показалось, что на ее лице проступает замешательство, как будто начинает понимать, что я не совсем прежний постоялец. А может быть, и вовсе незаконный. Остроконечные ушки шелохнулись, кончики заалели ярче, просвечивая так сильно, что я мог бы сквозь них прочесть газету.
— Да, — ответила она очень мелодично, — но если на то будет ваша воля…
— Будет, — согласился я.
— Тогда извольте…
— Изволю, — ответил я.
Она молча наклонила голову, прошла мимо, я после паузы двинулся за нею, стараясь не особенно пялиться на обнаженный зад. Между гобеленами с изображением битв и охоты, что-то убогая фантазия у художников, подчеркнуто скромно проступает прямоугольник двери. Я не увидел ручки, но при нашем приближении створки распахнулись, яркий свет на мгновение ослепил. Я вошел деревянными шагами в огромный, сверкающий начищенными подсвечниками, щитами и мечами на стенах, рыцарскими доспехами в полный рост в каждом углу, величественный зал, где посредине всего один стол, однако невероятной длины. И если на том конце сядет дама и попросит меня передать солонку, я прикажу сперва привести коня. Такие столы уже видел, а насчет коня если не говорил, то скажу, такие остроты надо держать наготове, чтобы выглядеть своим парнем в любом кругу.
Хотя что за бред, откуда здесь дамы. Я подошел к креслу у торца стола, тут же появился подтянутый, как французский гренадер, лакей, взялся за спинку и ловко отодвинул стул, а когда я встал у стола, придвинул. Мне осталось только опуститься, все точно, можно даже не двигать задом, устраиваясь.
Я привычно уже хотел было пробормотал начальные слова благодарственной молитвы, ну там где за хлеб за соль, но сдержался, вдруг здесь не принято, а Бог не обидится. Его наверняка смешат все эти наивные попытки угадывать его задумки и читать ему смешные плохо зарифмованные стишки, а то и вовсе белые.
На первое подали горячую уху, пахнет дивно. Я быстро работал серебряной ложкой… ага, вампиров и нечисти нет!.. обжигался, глотал, поглядывал на слуг. Безучастные, молчаливые, они подают блюда абсолютно безукоризненно. Но когда я наклонялся к тарелке и зачерпывал горячую уху, что-то как будто сдвигалось в восприятии. Наконец я ухитрился поглядывать самым краем глаза, ближайший ко мне слуга сразу же потерял четкие очертания.
Сдерживая дрожь, я начал есть уже медленнее. Остальные слуги тоже выглядят смутно, хотя, когда смотришь не в упор, все видится не в фокусе, но не настолько же. Однако опустевшую тарелку убрали вполне реальные руки, взамен поставили на изящной подставке огромную сковороду, где в кипящем масле потрескивает, зажариваясь, огромный ломоть ветчины в окружении дюжины яиц.
Я ткнул огромной двузубой вилкой, мясо зашипело. Придерживая вилкой, отрезал ломтик, пахнет одуряюще, осторожно попробовал, хотя нюх не обманывает: самое натуральное, без пестицидов и нитратов, модифицировано именно так, чтобы и все полезные вещества сохранить, и дать как можно больше наслаждения желудку.
— Великолепно, — сказал я. Отодвинуть тарелку не успел, ее тут же убрали, взамен подали вино в стеклянном кувшине. Может, и не в стеклянном, но сквозь прозрачные стенки я любовался насыщенным красным цветом. Подумал, что за стенами этой гостиницы стеклянных кувшинов не видел, как и вообще изделий из стекла. — Что за вино?
— Калантларское, — произнес над ухом исполненный почтительности голос, — урожай года три тысячи семьсот двенадцатого…
— Ого, — сказал я. — А это по какому летосчислению?
Недоуменное молчание было ответом, наконец прозвучало вопросительное:
— Простите…
Я торопливо отмахнулся.
— Неважно, не ломайте головы, а то контакты перегорят. Вино великолепное, это главное. И вообще хорошо у вас.
— Благодарим вас, мардорг.
— Да-да, — подтвердил я, — запишите в книгу предложений мое мардоржье благоволение. Я доволен прямо как два мардорга!
Я пил маленькими глотками, вообще-то я человек непьющий, это совсем не то, что трезвенник, то уже патология, а именно непьющий, что значит — не пью с получки и аванса, не пью при любой встрече, а на всяких торжествах предпочитаю легкие сладкие вина, чтобы не обжигало глотку, как коньяк или водка, да и сладкие употребляю самую малость, люблю, когда голова работает, а не балдеет.
— Что на десерт?
Я подумал, хрен знает, что здесь подают, меню не предложили, не ресторан, отмахнулся с небрежностью завсегдатая.
— Свое фирменное.
— Слушаюсь, мардорг…
Она вышла за дверь и тотчас же появилась с подносом на вытянутых руках, словно в коридоре уже ждали и вручили тут же. Я сделал вид, что меня ничего не удивляет, я же мардорг. Даже заставил себя не опускать взгляд ниже подноса, тупо и неподвижно смотрел, как передо мной на огромном блюде колышется розовый, как уши горничной, прозрачный шар из студня, слегка приплюснутый гравитацией и похожий на гигантскую каплю сиропа. Я взял нож и вилку, но вдруг брызнет, кто знает, как здесь есть… и внезапно поймал себя на том, что в самом деле держу в руках вилку. А ведь во всех королевствах за столом пользуются только ножом и ложкой, в основном же просто хватают руками все, мужчины и женщины. Ну, пусть не хватают, женщины берут изящно, но все-таки жир стекает по их изящным пальчикам, они облизывают их длинными розовыми языками вплоть до локтей…
Поверхность заколыхалась, когда я коснулся ложкой, прогнулась, однако металлический край погрузился, как ковш бульдозера, я подрезал умело, отделившаяся часть в ложке приняла каплеобразную форму, словно ртуть, а на большом ломте студня выемка мгновенно затянулась.
Официанты не двигаются, я поднес ложку ко рту, пахнет изумительно, осторожно тронул губами. Огромная красная капля скользнула в рот, обожгла, поспешно провалилась в пищевод, прежде чем я успел задержать во рту. Я задохнулся от ощущения свежести, чистоты и необыкновенного вкуса. Перед глазами словно бы упала пелена, я стал видеть отчетливо все завитушки в темных углах, а мозг заработал так, что я смог бы назвать телефоны всех случайных знакомых, которые записывал только из вежливости и никогда не звонил.
