Граф Эбергард сказал жестко:
– Личные амбиции и счеты оставим на потом. Для нас главное – осуществить задуманное. Если красиво падем в бою сейчас, враг тут же сообщит, что здесь был лишь двойник его сиятельства! И, возможно, нашего господина, благородного сэра Легольса, успеют перехватить на границах герцогства. Так что мы не имеем права даже погибнуть тогда, когда изволим.
Сэр Смит с великой тоской посмотрел на закатное небо. Близкий отдых отменяется.
Закатное небо купается в крови, зловещий отблеск осветил землю. Страшно горят облака в багровом небе, луна уже взошла, однако с ужасом смотрит сквозь дым и кровь, бледная и молчаливая. На землю пал странный неземной свет, где лиловость перетекает в темную синеву, а лунный свет становится все заметнее.
Сплошная стена деревьев, освещенная с этой стороны так, что начинает казаться, будто все стволы состоят из половинок, а там дальше море извечной тьмы, проплывает всего в двух-трех шагах высеребренная лунным светом дорога, вьется по опушке, готовая в случае опасности метнуться под защиту растопыренных ветвей. Но сейчас, в ночи, Эбергард прав, лучше ехать в призрачной степи. Так светлее, и вроде бы здешние колдуны предпочитают использовать для шпионажа дневных птиц, у них глаз зорче и видят дальше, в то время как совы и летают низко, и видят только чуть ли не под их крючковатым носом.
Послышался деликатный кашель, так стараются привлечь к себе внимание, я очнулся от дум, рядом едет сэр Смит, лицо напряженное, даже усы слегка обвисли.
– Монсеньор, – сказал он негромко, – а не по заклятому ли месту едем?
Я дико огляделся. Степь выглядит недоброй, навстречу дует холодный злой ветер, в небе колючие звезды, луна смотрит с середины небесного купола. Ощущение бесконечности пространства нахлынуло с такой силой, что я зябко передернул плечами.
– А чем заклятому? – спросил я тревожно.
– Ночь не кончается, – ответил он со вздохом. – Как-то странно… Едем-едем, а как будто застыли на месте. Вон луна даже не сдвинулась!.. Говорят, бывают такие места, откуда не выбраться.
– А как про них узнали? – спросил я. – Кто-то ж должен выбраться и рассказать?
Тут же понял, что вовсе не обязательно, однако отважный рыцарь сразу приободрился, сказал: «А я как-то и не подумал», и уже бодрее помчался к голове отряда. Я начал посматривать на небо с подозрением, вдруг да в самом деле дурит. Насчет звезд мне что угодно можно показать, я не моряк Колумба, а вот луна в самом деле должна двигаться. Не помню, с какой стороны и в какую, но точно помню, что должна вставать из-за одного края земли и заходить за противоположный. Правда, иногда вечерами видел ее еще при солнечном свете почему-то уже высоко в небе…
В ближайших кустах затрещало, что-то ухнуло, словно вскрикнул филин размером с копну сена. Деревья тревожно зашумели, по верхушкам прошелестел ночной ветер. Рыцари ухватились за мечи и копья, граф Эбергард вскрикнул предостерегающе, и весь отряд сдвинулся на обочину, стараясь держаться подальше от темной стены деревьев.
– Думаю, – сказал я сэру Смиту, – это с непривычки. Первая ночь, когда не спим, а двигаемся, как проклятые Господом.
– Хорошо бы, – ответил он со вздохом. – Эх, как все было просто в Каталауне!
Рассвета так и не дождались, остановились на отдых и короткий сон, а когда раскрыли глаза, солнце уже карабкалось к зениту. Все чувствовали себя несколько виноватыми, набросились на стражей, почему не разбудили, наскоро позавтракали и снова в седла.
Вскоре далеко на дороге показалось медленно ползущее навстречу пятнышко, разрослось до группы всадников. Следом тянутся повозки и подводы, донесся надсадный скрип колес. Граф Эбергард рявкнул и коротко взмахнул дланью. Передовая пятерка рыцарей пришпорила коней, за ними заклубилось облако удушливой желтой пыли.
Мы двигались прежним аллюром, а когда сблизились, остановили коней: на пустынной дороге немыслимо пройти мимо, что привычно в перенаселенном городе. Поприветствовали друг друга. Мы – высокомерно, нас приветствовали кротко и смиренно, хоть и с достоинством, не очень-то видным заносчивым рыцарским взглядам.
На подводах, как я заметил, груды церковной утвари, монахи на телегах и в повозках, пятеро на шустрых мулах, а на конях ребята не церковного склада: быстрые, с плутоватыми рожами, веселые, сразу засыпавшие нас кучей вопросов.
Граф Эбергард тут же выдвинулся вперед, принимая разговор на себя, граф Мемель тоже встал рядом, однако двое монахов, заприметив черный плащ со вздыбленным золотым конем, ловко обошли их и низко поклонились мне.
– Печальная весть достигла нашего монастыря, – сказал один с непритворной скорбью. – Наш отец, доблестный Велизариус, преставился и сейчас держит ответ перед нашим Господом…
Кадфаэль спросил с почтительным любопытством:
– А вы из какой обители?
Монах поклонился, произнес с достоинством:
– Мы свидетели Иеговы.
– А что, – спросил я, – Иегова уже женился?
Второй, высокий и костлявый, с худым жестким лицом, бросил на меня желчный взгляд, спросил резким, как отточенный нож, голосом:
– А вы, благородный сэр, как я понял, едете в герцогство, дабы занять освободившийся престол?
Граф Эбергард развернулся, лицо вытянулось, в глазах заблистали молнии. Он сделал знак за спинами монахов, что, дескать, закрой рот и не пытайся отвечать, мы с графом Мемелем ответим за тебя, дурак. Граф Мемель уже начал объезжать монахов сбоку, кашлянул, стараясь привлечь их внимание.
Я ответил с достоинством:
– Это мой долг, как наследника, братья во Христе.
Худой монах сказал требовательно:
– Но мы, как слышали, хоть это и не приятно вашему слуху, что вы проводили время в непотребных гулянках, пирах да охоте на бедного зверя?
Я выслушал, ответил кротко, не обращая внимания на отчаянно подающего знаки графа Эбергарда:
– Вы ведь тоже в семинарии… не скажу, что буяните, но, скажем мягко, у вас несколько другой образ жизни… Признайтесь, ребята, когда нет обязанностей, а только занудная учеба, у вас откуда-то и винцо, и девки, и уйма свободного времени, чтобы погорланить песни?.. Не всегда.. э-э… церковные?
Они переглянулись, что-то промелькнуло в суровых лицах, как если бы внезапный порыв ветра смахнул толстый слой серого пепла, и сверкнули последние искры, старший ответил сурово:
– В семинарии проводим время только в учебе, постах и молитвах!
– Я тоже, – ответил я кротко. – В учебе, постах и молитвах. Если отвечать с той же откровенностью, как отвечаете вы. Но в любом случае, вы, приняв сан, возложили на себя всю тяжесть мирских грехов и вот теперь горбитесь под их грузом. Вы стали другими людьми, даже если кто не хотел. Те беспечные ребята, какими были вы в семинарии, это совсем другие люди, верно?
