Он вздохнул снова, совсем горестно:
– Что пить будешь?
– Да что дашь, – ответил я. – Только не спиртное. Я за рулем… в смысле, сегодня утром в дальнюю дорогу.
Он сказал с недоумением:
– Почему у меня такое ощущение, что ты меня надул?
– Каждый из людей или гномов, – объяснил я, – всегда мечтает о большем. На самом деле половина результата – уже победа. Редко бывает, когда обе стороны сделки выигрывают, но… нам повезло, мы оба выиграли. Ты повысил свой рейтинг от дурака к соображающему, я… ну здесь понятно, получил такую мелочишку, как жизнь… Ерунда, конечно, что жизнь для настоящего мужчины? Так, ерундишка, я ж не общечеловек какой, но все равно – мелочь, а приятно. Так что наливай!
Горное вино забулькало, черное и тягучее. Я принюхался, нефтью не пахнет, видимо, какие-то фракции.
– Ну вот, опять нет повода не выпить…
– Что-что? – переспросил он, не поняв.
– Лучше недоперепить, – объяснил я терпеливо, – чем перенедопить. И вообще жизнь прекрасна, удивительна, если выпить предварительно.
Он посмотрел, как я профессионально взял чашу с вином, сказал наставительно:
– Наши старшие говорят, что пить надо в меру.
– У вас мудрые старшие, – восхитился я. – Когда пьешь, в самом деле нужно знать меру. Иначе можно выпить меньше.
Он хлопал глазами, снова спросил, вот такой тугодумный народ гномы:
– Это как?
– Люди, – пояснил я, – которые утверждают, что «пить надо больше», и те, которые говорят «пить надо меньше», согласны в одном: пить – надо.
Он кивнул, это понятно, вот что, оказывается, имели в виду старейшины, с наслаждением выпил, налил снова, я предложил выпить за мир и дружбу, а едва он осушил третью чашу, поднял чашу за бабс, снова выпили…
После седьмой или восьмой, когда я уже потерял счет, он сказал, расчувствовавшись:
– Слушай, друг, возьми от меня подарок. Мне это здесь ни к чему, а тебе вдруг да пригодится?
Я с сомнением смотрел, как он поставил на стол еще одну чашу, старую и покрытую пылью. На дне поблескивают шарики смолы размером с горошины.
– Зерна, – объяснил он. – Там, внутри. А сверху обмазано горной смолой. Чтоб воды не чуяли, понял? Услышат, сразу начнут пускать корни. А тогда уже не остановишь. Будут тянуться, пока не вырастут в деревья. Конечно, если будет чем питаться…
Я оглядел с подозрением.
– А чем питаться?
Он хмыкнул.
– Чем дерево питается? Посадить в землю, само найдет. Это здесь не выживут, а там, наверху…
– Спасибо, – сказал я с чувством. – Извини, ничем не могу отдарить… Хотя как насчет золотых монет?
Он насторожился, в глазах сразу появилась расчетливая трезвость.
– Откуда у тебя золото?
– При мне ни гроша, – согласился я, – но когда мы шли сюда, я услышал в одном месте…
Он насторожился.
– В нашем подземелье?
Гном с трудом помог отодвинуть каменную плиту, плечо ему оттягивает сумка с золотыми монетами. Яркий свет ударил в глаза с такой силой, что я зарычал и, щурясь от яркого солнца, поспешно задвинул плиту на место, едва не придавив гному пальцы.
Граф Эбергард, граф Мемель, Дилан, сэр Смит и еще трое рыцарей выводили из конюшни коней, а я, оказывается, вылез в пространстве двора между кузницей и пекарней.
Глаза Эбергарда расширились, но сразу же подозрительно сузились:
– Сэр Легольс, что вы там делаете?
– Да вот не спалось, – ответил я, небрежно отряхивая рукав от комочков земли. – Решил поохотиться на индриков… Брехня, не водятся они в этих краях.
Сэр Смит воскликнул в страхе:
– А огненные демоны?
Я сдвинул плечи.
– Наверное, не сезон.
Глаза Дилана горели восторгом, я представил себе, что нарассказывает по возвращении, спросил строго:
– Моего Зайчика покормили?
Мемель ответил с почтительным восторгом:
– Ваш конь выбрался из конюшни и всю ночь торчал у кузнеца! Угли жрал, запас подков схрумал. С вас три серебряные монеты, сэр Легольс!.. Я уже заплатил кузнецу.
Я оглянулся на гостиницу, желание ринуться и вывести на чистую воду угасло, как слабый огонек под ушатом холодной воды. Те, кто меня захватил так умело, уже скрылись в панике, обнаружив в подземелье только пустые цепи. Да и тот, кому меня обещали, если и появился, то наблюдает с почтительного расстояния.
– Ваш должник, – ответил я. – Впрочем, не примете ли вместо трех серебряных одну золотую?
Мемель поклонился.
– Рад нажиться на такой неосведомленности. Впрочем, ваше нежелание прикасаться к серебру наводит на некоторые размышления…
– А золотые монеты выдают меня, – согласился я сокрушенно, – как поклонника Желтого Дьявола. Сознаюсь, сэр Мемель, во всем сознаюсь! Все в седлах?
Эбергард откликнулся издали, весьма раздраженный:
– Сэр… Легольс! Не все делается по вашему желанию. Коня графа Мемеля нужно перековать немедленно, о чем конь знал, но не сообщил графу, а тот сам не удосужился проверить… да и у лошади Дилана подкова начала позвякивать, вот-вот оторвется. Мешки с провизией не собраны…
Смит сказал обидчиво:
– Я распорядился сделать это в последний момент! Чтобы все самое лучшее и свежее…
При мне рыцари наполняли мешки сыром, сушеным мясом и только что испеченным хлебом, слишком мягким и сдобным, чтобы сразу же не смяться до размером лепешки.
Мемель наполнил все фляги и бурдюк, я догадывался, что вовсе не водой, но смолчал. Вино здесь слабое. Лошади с неодобрением оглядывали объемистые тюки, вздыхали и печально смотрели добрыми карими глазами.
Брайан и леди Ингрид почему-то следили за мной как-то особенно тревожно. Если за время путешествия вроде бы начали привыкать, то теперь снова будто ждут от меня удара.
Глава 7
За городскими воротами раскинулась ширь, небо синее, трава метнулась под копыта и побежала зеленая и мелкая. Мир привычен, только у самого горизонта поднимается черный как ночь, лохматый столб. Мне показалось, что он медленно движется в нашу сторону, лица рыцарей помрачнели, граф Эбергард процедил с ненавистью:
– Смерч Мартина Бурка… Это он, трудно не признать…
Он умолк, все едут в оговоренном порядке, слышен только цокот подков, взгляды устремлены на черный столб.
– Это он создал? – спросил я. – Бурк?
– Кого? – переспросил Эбергард в непонимании.
– Этот смерч.
