Эти слова ей показались столь же сложными, сколь и точными, о чем-то таком, что ей следовало знать.
– Это о чем? – с сомнением крутя толстую книжку в руках, спросил Александр.
– О том, как убить полчасика, – улыбнулась Саша.
– «Действие романа происходит в Вене в одна тысяча тринадцатом году, – скороговоркой начал читать аннотацию гость. – Главный герой, тридцатидвухлетний Ульрих, возвышенный мечтатель, интеллектуал и циник, уставший от себя и от мира, живет яркой, но беспорядочной жизнью. Ему не приходится заботиться о хлебе насущном, благодаря богатству и связям своего отца…» Вещь! – заключил он. – Пошел убивать полчасика. Выходи!
«Мерседес» у него действительно был. Хороший, наверное. С забавным номером ООО. Саша не разбиралась ни в номерах, ни в машинах. Новый и чистый. В салоне пахло кожей, уверенностью и сладковатым парфюмом Александра.
Он обычно заезжал за ней после работы, иногда опаздывая из-за пробок или путая время встречи, и ей приходилось ждать.
В ресторанах он был очень щепетилен в выборе еды, долго изучал меню, устраивал разносы и допросы официантам и менеджерам. Его часто узнавали, уважительно приветствовали. Как-то в одном из заведений к ним вышел хозяин и, согнувшись в низком почтительном поклоне так, что показал вытертую розовую макушку, сладко пропел:
– О! Александр Алексеевич, какая честь для нас, проходите, пожалуйста. Сегодня как никогда удался ризотто. Всё как вы любите! – В течение трапезы он, как старый лис, вилял белым хвостом-полотенцем у столика, выспрашивая: – Вы довольны, Александр Алексеевич? Вам понравилось? А вашей очаровательной спутнице понравилось? Вам десерт от шеф-повара! Передавайте огромный привет вашему батюшке, Алексею Олеговичу! Мы ждем всю вашу семью в любое время! Для вас всё самое лучшее!
Саше было стыдно и неудобно за этого пожилого, не очень здорового, судя по цвету лица, человека, так унижающегося перед парнем, которому он в отцы годится.
Александру, похоже, это тоже не слишком понравилось. «Толстяк перегнул» – было написано на его лице в течение всего ужина, но он, как ни странно, промолчал. Своей известностью в заведениях общественного питания Александр Добродел был обязан родителю. Он был сыном известного бизнесмена Алексея Добродела и трудился в одной из его разветвленных структур.
Подробнее об этом он не распространялся, хотя рассказывать о себе очень любил, и почти все время, которое они проводили вместе, они говорили только о нем. О его настроении, желаниях, снах, друзьях, о проблемах в его семье… Сашу действительно интересовало все это. Она чувствовала, что нужна ему, хотела помочь разобраться, понять…
Проблемы родного семейства волновали ее друга в первую очередь. Несмотря на свои двадцать шесть, его самосознание застряло где-то в районе подростковых обид и разоблачений. Саша очень скоро оказалась в курсе запутанной истории семейства Добродел.
История происхождения фамилии Добродел уходила своими корнями в глубь веков и там терялась в догадках. Существовало несколько противоречивых версий, ни под одной из которых не было убедительного основания. Самим Доброделам больше нравилась версия о добрых делах их далеких предков. В те некреативные времена людей часто называли по внешности, характеру или поступкам – горбонос, кривошей, пустобрех, добродел…
Отец Александра, Алексей Олегович, родился в крупном городе за Уралом, принадлежащем еще более крупной области, в которой Советская власть сосредоточила стратегические запасы предприятий горнодобывающей отрасли и тяжелого машиностроения.
Родитель окончил политехнический институт, затем аспирантуру. Потом его сокурсник и друг, работающий в местном горисполкоме, пошел на повышение и вспомнил про аккуратного, педантичного, ответственного и умеющего дружить Алексея с чудесной, говорящей и хорошо запоминающейся фамилией.
Полтора года Алексей трудился в комитете по управлению имуществом этого горисполкома, потом их с другом позвали в администрацию области. Стартовая площадка была подготовлена. Дальше в отцовской карьере проблем не было даже с маслом, по которому она шла в гору. Основную роль, по его словам, сыграл тот факт, что он был одним из немногих кандидатов, кто не являлся членом КПСС. Было время, когда он страшно сокрушался по этому поводу, но вот сейчас факт отсутствия партийного билета сыграл роль проездного.
Дальше Алексея Олеговича поманила столица, и он, доверив управление на местах старому другу, перебрался с семейством в Москву.
К тому времени у них с женой Аллой было уже двое детей – Александр и его старшая сестра Анна.
Алексей и Алла действительно познакомились на лыжне. Алла каталась на лыжах с подругой и остановилась посреди лыжни поправить слетевшее крепление. В это время пышущий здоровьем Алексей бежал на лыжах на хорошей скорости и, не успев затормозить, воткнулся в девушку сзади.
– Вот и разбери, что правильно, а что нет, – рассказывал Александр. – Надо было бы матери сойти с лыжни и поправлять свои крепления, не мешая другим лыжникам. Но если бы она сделала, как положено, я бы на свет не появился.
Манера матери всегда поступать как удобно ее левой ноге сохранилась на протяжении всей последующей жизни. Из-за этого случались бесконечные скандалы и разборки с участием разных персонажей – матери с отцом, матери с сестрой, матери с бабушкой-свекровью. Бабушка-свекровь ненавидела мать лютой ненавистью. За что, маленький Саша не понимал. Как только он оказывался в заботливых бабушкиных руках, она принималась рассказывать ему гадости о его матери. Он их воспринимал как сказки на ночь. Это же не про его маму, а про какую-то чужую злую тетю, ведь его мама хорошая.
«Она мне сразу не понравилась, как только увидала ее, – пересказывал Александр бабкины сказки “Про мать твою” ее голосом. – Невежливая такая, никогда не улыбнется лишний раз. Я строго-настрого наказала Лешеньке – до окончания института никакой свадьбы! Да он и сам сказал, что видеть ее не хочет. Она к тому времени институт-то свой забросила и болталась без дела. Но вишь ты, дружок помирил их, Игорек, чтоб ему пусто было! Хорош тоже мне друг! И Леша, как диплом защитил, сказал, что женится! У меня аж сердце зашлось! А он – люблю, все равно женюсь».
Александр любил пересказывать Саше эти семейные истории, он их горестно прозвал «Детские трамвы». Обычно в какой-то момент этих воспоминаний в уголке глаза можно было заметить проблеск слезинки.
Он каждый раз погружался в раздумья с примесью жалости к себе, к родственникам, ко всему окружающему миру. Саша, представляя маленького беззащитного мальчугана, постоянного невольного свидетеля ссор и женских разборок, почти физически слышала эти крики, и её сердце сжималось от жалости и обиды за Александра. Но он умел вывести её из этого состояния за пару минут.
Во время декламации голос Александра было не отличить от старческого. Крупный нос шевелился, как у беззубой сварливой старушки, на нем не хватало только толстой волосатой бородавки. Текст он и правда знал наизусть… Саша смеялась.
