– Иосиф, объясни. Ты же из семьи, где говорят на идиш.
– Ну… говорят только дома, – поднял серьезные глаза Иосиф.
Он был старше Германа, и его забава с одеванием среднего пальца в фантик говорила, что вынужденное ожидание некоего господина Добродела ему не нравилось, да и читать лекцию не слишком хотелось. Тем не менее его голос был вполне спокойным.
– У нас есть такая пословица: «Иврит надо учить, а идиш говорится сам собою». А есть еще такая: «Бог говорит на идише в будни, а на иврите в субботу». Отношения иврита и идиша – это единство противоположностей, – закончил он сдержанно.
– Так в чем же все-таки разница между ними? – подтолкнула разговор Саша.
Иосиф почти незаметно вздохнул и, глядя на любопытную женщину, продолжил:
– Иврит создан на основе древнееврейского языка, который сохранялся в течение двух тысячелетий в качестве священного. На нем написана Библия, а самая древняя надпись на иврите, «календарь из Гезера», датируется десятым веком до нашей эры. В первые годы существования государства Израиль политика внедрения иврита носила принудительный характер. Когда иврит вытеснил остальные еврейские языки, этот характер смягчился, и были приняты законы о сохранении культурного наследия на идише. С самим идишем обратная картина. Это еврейский язык германской группы, исторически – основной язык ашкеназов, на котором в начале двадцатого века говорило около одиннадцати миллионов евреев по всему миру. И если в начале двадцатого века на нём говорили девяносто процентов евреев, то к концу века этот процент упал до трех. В основном из-за гибели миллионов носителей идиша в холокост, во Вторую мировую войну. Они были истреблены, как и сами места традиционного проживания восточноевропейских евреев, которые в большинстве своем и говорили на идиш.
– А где можно сегодня услышать идиш? – спросила потрясенная Саша.
– Да почти нигде. На идише иногда разговаривают дома, между собой в семье. Но если надо обратиться к другим людям, переходят на иврит. Еще – в ультраортодоксальных общинах, главным образом хасидских. А так – нигде… Половина любого книжного магазина в Израиле отведена под книги на иврите, половина на издания на английском, много книг на русском, французском, испанском языках. На идише почти нет. Спроса нет, говорят… И в общем, так и есть, современный израильтянин не похож на еврея, как иврит не похож на идиш. Здесь я согласен с Германом.
– Мало того, современный израильтянин ничем не напоминает даже так любимый у вас образ единственного молодого еврея, воспетого русской литературой, Остапа Бендера, – включился в разговор Герман, вызвав улыбки у остальных.
– А почему Остап Бендер еврей? Потому что предприимчивый? – улыбнулась в ответ Саша.
– Почему он еврей? – переспросил Герман, не переставая улыбаться. – Потому что он «сын турецко-подданного». До октября одна тысяча девятьсот семнадцатого года, то есть до освобождения Палестины от турецкого ига, евреи могли получать от турецких властей фирман на переезд в Палестину и принимать турецкое гражданство. С началом Первой мировой войны, чтобы не идти на войну в составе русской армии, принятие турецкого гражданства стало весьма популярным, особенно среди евреев Одессы. Гражданство принимали, но в Палестину, конечно, не спешили…
– Откуда у вас такое великолепное знание русской литературы и истории и вообще русского языка? – искренне восхитилась Саша.
– Способность к языкам – одно из основных качеств современного израильтянина, – уклончиво ответил Герман и посмотрел на часы.
Саша тоже посмотрела. С начала «отвлекающей беседы» прошло ровно двадцать минут.
– Нам нужно несколько минут для принятия решения, – произнес Герман.
– Да, конечно, – растерянно согласилась она.
Прозвучало еще несколько фраз на иврите. Иосиф говорил жестко, Герман мягко, голоса остальных трех представителей распределились в этом спектре. Саша старалась не смотреть на них. Она запивала соленое, как слезы еврейского народа, печенье остывшим кофе и листала проспект по беспилотникам, лежащий на столе.
Абзацы текста на иврите, схемы, графики, ослепительная геометрия крыльев в нестерпимо голубом небе. Несколько раз мужчины произнесли «Александр Добродел» на разные голоса и с разными акцентами. У Германа получалось совсем без акцента.
– Наш фонд готов подписать с вами документы, – наконец проговорил он, повернувшись к Саше.
– С кем? – не поняла Саша.
– С госпожой по имени «Александр Добродел», – мягко улыбнулся Герман. – Ваши с мужем имена и фамилии на латинском пишутся одинаково. Мы переоформим только лист с паспортными данными. Для нас важно продвинуть эту позицию, не упуская времени. Также важно иметь дело с человеком, способным просчитывать ситуацию на несколько шагов вперед. Это вы, Александра. Все остальное, я надеюсь, будет согласно нашим договоренностям.
– Безусловно, – уверенно ответила Саша.
– Отлично! – с явным удовлетворением произнес Герман и, дружески улыбаясь, протянул Саше руку.
Через пятнадцать минут она прошла сквозь вращающиеся, словно огромные стеклянные лопасти, двери офиса израильского фонда. Уже май… Вокруг не было ни одного деревца, но запах первых липких листочков чувствовался, и довольно сильно. Саша втянула носом весенний воздух. Может, кажется? Она пошла по тротуару вдоль зданий и припаркованных плотно, как карандаши в коробке, машин. Нет, точно пахнет молодой зеленью! Даже этот урбанистический пейзаж не мог заглушить запаха весны… Или это запах успеха?
– Здрявствуй, Сашуля, – до боли знакомый голос раздался откуда-то сбоку, из бесконечной коробки с машинами-карандашами.
Она повернула голову. Давид, шагнув на тротуар, загородил ей дорогу. Загорелое лицо выражало решительность.
– Привет. Что ты здесь делаешь? – удивилась Саша.
– Тебя жду.
– Зачем?
– Дело есть.
– У нас с тобой не может быть дел.
– Ты хочешь знать, где твой любимый муж?
– Где?
– В машину давай сядем.
– А здесь ты не можешь сказать?
– Могу, но, боюсь, тебе лучше сидеть, – хмыкнул Давид.
– Хорошо, давай сядем, – согласилась Саша, чувствуя, как холодеет спина.
Они сели в машину Давида, рядом с которой стояли, и Давид заблокировал дверцы.
Саша не обратила внимания на это движение.
– Ну!
– Ты готова?
– Да говори уже! – крикнула Саша.
– Твой любимый с Анжелой зажигал всю ночь в своей студии. Пили, танцевали и тэ пэ. У них все чики-пуки, как говорит нынче обдолбанная молодежь.
– С ним все в порядке?
– С ним? А что ему сделается? Спит.
– Хорошо. Дальше что?
– Я могу сделать так, что Анжела исчезнет из его жизни навсегда. И замена ей никогда не появится. Никогда! Понимаешь?
