Я не стал осматриваться, уже учел, сколько их и кто где стоит, прошептал жарко:
– Король сейчас уже садится за стол, напивается мертвецки… и что же, сразу оглашает свое решение передать замок в руки коалиции?.. Это повредит его репутации, если в таком виде попробует творить правосудие. Уговорите отложить до утра.
Он хмыкнул:
– Что-то до утра изменится?
– Решения трезвого короля труднее оспаривать, – ответил я уклончиво.
Вирланд подумал мгновение, кивнул, я задержал дыхание, только бы сумел настоять, король туп и упрям, как среднеазиатский варан, но все же прислушивается к предостережениям. За трон вцепился руками, зубами и обвил хвостом.
– Хорошо, – сказал Вирланд, глаза испытующе изучали мое лицо. – Вы так просто не сдаетесь, сэр Ричард? Не знаю, на что надеетесь, но попробую уговорить Его Величество обнародовать свое решение завтра утром. На свежую голову.
– Спасибо, – поблагодарил я. – Уверен, вы не пожалеете.
Он высокомерно ухмыльнулся.
– Сэр Ричард!.. Я – главнокомандующий всеми королевскими силами. Не думаю, что я замечу разницу, благодарен мне какой-то рыцарь из двадцати тысяч в этом королевстве или нет.
Небо покрылось нежно-алым, будто робкая утренняя заря, закатное солнце опускается к горизонту непривычно мелкое и желтое. Так и ушло за темную зубчатую стену, словно по небесному своду сполз яичный желток, а небо, не ставши пугающе багровым, полиловело, проступили первые звезды, фиолетовость перешла в черноту.
Я дергался, высчитывал уже не минуты, а секунды. Герцогиня меня избегает из-за этого непонятного воссоздания южной башни, впервые ощутила, что замок признает меня больше хозяином, чем ее, дочери заперлись в своих покоях и дрожат, как испуганные мыши. Вельможи распоясываются все больше, теперь даже Вирланд их не сдерживает.
Из окна моих покоев чернеет немалый кусок неба с тусклыми звездами, лунный свет падает наискось широкой полосой. Пес лег у порога и захрапел, бесстыдно раскинув лапы, жарко ему, видите ли, я осторожно переступил, приоткрыл дверь. Он вскочил, я сказал тихо:
– Бди!.. Приступаем к решающей фазе операции.
В коридоре на этот раз пусто, все способные носить оружие на южной стене. Честный Мартин еще не знает, что никто штурмовать крепость не будет, она уже сдана, завтра в те ворота войдут победителями люди Лангедокка, Касселя, леди Элинор и прочих-прочих, коим несть числа.
Впереди послышались легкие крадущиеся шаги. Я вжался в стену, отступил за некое архитектурное излишество, а в глубине коридора показалась согнутая фигура. Человек передвигался очень быстро, я едва слышал его шелестящие шаги. Подойдя к дверям моих покоев, он вытащил нечто завернутое в платок, блеснул гранями сосуд, нагнулся и начал вытаскивать пробку.
Я подкрался сзади, хотел схватить за горло, но кто знает, что за гад, ударил молотом без размаха в спину. Сухо хрустнуло, человек охнул, я подхватил выпавший сосуд. Он опустился у двери, я повернул к себе лицом, впервые вижу, кто-то из челяди королевской свиты.
– Ну, – прошипел я, – кому не терпится отправить меня на тот свет?
Он слабо шевелил губами, лицо заливала смертельная бледность. Я выдернул наполовину освобожденную пробку, поднес ко рту незнакомца и, сунув горлышко между зубов, запрокинул. Мы оба услышали бульканье, убийца задергался, захрипел, руки повисли, голова откинулась.
Я не успел отступить, когда вдруг впереди в призрачном столбе лунного света возникла такая же призрачная фигура. В следующий миг полностью вышла из стены, вся светящаяся, как медуза в тропической воде, медленно пошла по коридору в мою сторону.
Я вжался в стену, замер, надеясь, что привидение пройдет, меня не заметив. Призрачная фигура в самом деле плыла тихо и плавно мимо, однако, когда я уже перевел дыхание, вдруг остановилась, легкое покрывало красиво развевается под дуновением незримого ветерка, тоже призрачного, я вздрогнул, когда в мою сторону обратилось прозрачное, словно из дистиллированной воды, лицо.
– Кто…
Я торопливо пролепетал:
– Я так, ничего… просто погулять вышел…
Она перевела взгляд на распростертую фигуру. Только сейчас я заметил, что на поясе неудачливого убийцы висит длинный нож, а пальцы уже сжали рукоять.
– Вы неподражаемы, граф Дастин, – прошелестел голос призрачной женщины, – но ваше увлечение этой распутницей вас погубит…
– Любовь – это торжество воображения над интеллектом, – пробормотал я осторожно, – Говоря проще, любовь – зла.
Призрак покачал головой.
– Ах, граф, граф… Любовь как ветрянка – все ею болеют, но у таких, как вы, оставляет шрамы на всю жизнь.
Я развел руками.
– Если бы только шрамы.
– Но разве…
Призрак прервал себя на полуслове, подплыл ближе, всмотрелся. Я застыл, вот сейчас уличит самозванца, однако прозрачная женщина прошептала медленно, будто сама испугалась:
– Граф… вы… но ведь вы живы?
Я снова развел руками.
– Жизнь… И кто ее такую придумал…
– Но… как?
– Смерть – это спокойствие, – промямлил я. – За спокойствие надо платить. Жизнь и есть плата.
Она произнесла все так же потрясенно:
– Да, ваша жизнь была очень… неспокойной. И вот теперь… да? Вы в самом деле должны? Не понимаю, это наказание или подарок?
Я сказал уныло:
– Если бы можно было начать жизнь сначала, я бы ее вовсе не начинал. Но раз уж так получилось, увы…
– Я вас предупреждала, граф, – произнес призрак, – а вы мне тогда: у меня все получится, леди Клэр…
– Ах, леди Клэр, – сказал я, – но что делать? Вот приходится…
Она не сводила с меня глаз, сквозь которые я видел противоположную стену.
– Но как вы сумели из Мира Танатоса?.. Или это сам Хронос вызвал вас… но чем вы расплатитесь? Неужели пообещали отдать ему всю апирею?
Я затряс головой.
– Что вы, прекрасная леди Клэр!.. Как могли такое подумать? Вы же знаете, как далеко… это упрятано?
Она промолвила очень тихо:
– Вы имеете в виду глубоко?.. Но если вы теперь в мире живых, то достать для вас не составляет труда. А если учесть, что вам апирея в мире Танатоса ни к чему, то вы вполне могли пойти на сделку с Хроносом.
– Нет-нет, – заверил я поспешно, очень уж не нравится ее строгое лицо и еше более строгий голос. – Закон запрещает.
– Закон? Какой закон?
– Который внутри нас, – объяснил я туманно. – Другие времена, другие правы, восхитительнейшая леди Клэр. Сейчас правы те, которые раньше были не правы. А которые были правы, теперь уже не правы. Можно подумать, что стали левыми, но на самом деле совсем напротив – ультраправыми. Я доступно объясняю?.. Из правых выходят только ультраправые, как из левых получается вполне послушная челядь.
