Раздался треск, словно бритвой полоснули по бумаге. И в
глаза мне ударил свет. Я зажмурился, невольно прикрываясь руками и все же видя
своим Настоящим взглядом, как клочья тьмы съеживаются и исчезают. Последней
погасла тьма на том месте, где стоял Летящий-Лэн.
По полу тихо стучали капли. Кровь – она не красная, она
черная. В ней есть тьма. В ней всегда была тьма.
Комната, в которой я стоял, была последней. Никакого выхода
– лишь дыра в потолке, узкий и длинный колодец, в конце которого дрожала
искорка света.
Я посмотрел на меч в своих руках – Настоящий меч. По
светлому клинку струились белые ветвистые разряды. Капля крови, упавшая на
него, зашипела, сгорая.
– Ты мне пока не нужен, – сказал я Мечу. И тот послушно
исчез. Лишь ножны остались на поясе. Я взмахнул руками, расправляя Крыло. По
комнате прошел ветер, сметая к стенам пыль.
Здесь не было никаких воздушных потоков, и взлетать было
трудно. Но я взлетел, отдавая Крылу остатки сил. Странно, их оказалось так
мало…
Я так и не поднялся к концу колодца. Где-то на полпути стены
сомкнулись вокруг меня – и растаяли. Не успев толком сложить Крыло, я вывалился
в комнату оружейника – не то через потолок, не то через стену. Хорошо, что
Крыло смягчает удары.
Котенок по-прежнему лежал на столе. Кажется, они с
оружейником о чем-то разговаривали.
Лэн спал на диване, подложив под голову руки. Ни в какой
Лабиринт он за мной не спускался, и, сообразив это, я окончательно расслабился.
– Рад за тебя, мальчик, – сказал оружейник. Он ничуть не
удивился моему появлению, голос его был спокойным и чуть печальным.
– Я победил, – сказал я, садясь рядом с Лэном.
– Понимаю. Иначе ты не вернулся бы, – спокойно подтвердил
торговец.
Я потрогал лицо. Крови там уже не было, ни капли. Но через
щеку тянулся шрам – тонкий, словно бы заживший давным-давно.
– Трудно пришлось? – поинтересовался оружейник.
Я кивнул. Мне почему-то казалось, что он примется
расспрашивать меня, но он не сказал больше ни слова. Просто сидел и смотрел то
на меня, то на ножны Настоящего меча.
Пихнув Лэна в плечо, я встал и посмотрел на Котенка. Тот
отвернулся.
– Пойдем домой, – сказал я.
Всю дорогу Лэн расспрашивал меня о Лабиринте. А когда понял,
что я не хочу говорить, надулся и замолчал. Котенок бежал рядом, непривычно
тихий и молчаливый.
Мы поужинали в «Заведении» к восторгу очередной порции
зевак. На этот раз Котенок не стал их мучить – оживленно беседовал с Магдой и
заказывал то новую порцию рыбы, то блюдце сметаны. Потом мы поднялись в свою
комнату, и обиженный Лэн, не снимая Крыла, завалился на кровать. Котенок
устроился у него в ногах.
Минут пять мы молчали. Лэн уснул – у него с этим никогда не
было проблем. А мы с Котенком сидели в полумраке – лишь из окна падал тусклый
фонарный свет.
Первым сдался Котенок.
– Данька, ты сердишься на меня?
– Нет, – честно ответил я. – Я рад, что у меня есть
Настоящий меч.
– Тогда почему…
– А почему ты мне все не рассказал с самого начала? –
спросил я.
Котенок начал нервно умываться. Потом спросил:
– Ты когда понял?
– Когда ты с оружейником разговаривал.
– И что понял? – Котенок явно не терял надежды.
– Ты не случайно меня притащил в этот мир. Ты знал, что
здесь нет солнца. И хотел, чтобы я ввязался в войну с Летящими!
– Я не сразу это узнал, – тихо ответил Котенок. – Веришь?
– Как это – не сразу?
– Данька, я же не мальчик. Я вообще не человек. Я просто
Настоящий свет, отраженный Настоящим зеркалом и принявший форму.
– Ну и что?
– Ты не обидишься, если я все расскажу?
– А это мы посмотрим! Рассказывай!
– Когда в каком-то мире исчезает Свет, это беда для всех
миров. И для обычных, и для тех, где с Настоящим светом тоже не все в порядке.
– Это ты про наш мир, что ли?
Котенок кивнул и поморщился. Потом, словно набравшись
смелости, продолжил:
– Данька, Настоящий свет – это вовсе не добрый волшебник,
или бог, или что-нибудь такое, разумное. Это просто одна из трех сил.
– Из трех? – Почему-то я удивился именно этому.
– Ну да. Свет, Тьма и Сумрак…
– А это еще что такое?
– Не важно, Данька, ты с ним здесь вряд ли встретишься… Свет
– это просто сила, и Тьма – тоже сила. И ничего в них нет ни доброго, ни злого.
И солнце в этом мире могло бы гореть по-прежнему, хоть это был бы мир Тьмы. Но
получилось так, что здесь все началось с погасшего солнца.
Значит, нужно было немножко солнечного света из другого
мира… и нужен человек из этого мира.
– А человек-то зачем?
– Ты что, думаешь, я могу в одиночку здесь все осветить? Ха!
Ты должен помочь людям, которые здесь живут. Тогда придет и мой черед.
– А что ты сделаешь?
– Не знаю. Я просто инструмент, Данька! Я инструмент Света,
которым он борется с Тьмой. Я, конечно, могу делать что хочу. Вот только сам я
из Настоящего света и потому хочу лишь того, что хочет Свет.
– И давно ты это понял? – тихо спросил я.
– Недавно. Я же расту, умнею… понемножку. А я хоть и из
Света, но форму-то мне дал ты. И Зеркало было человеческим. Так что я на вещи
смотрю по-вашему.
– А кто тогда я, Котенок? Если ты инструмент Света, то я
что, инструмент инструмента?
Котенок захихикал:
– Тоже мне молоток… Нет, Данька, ты человек. А это совсем
другое. Ты сам решаешь, что тебе больше нравится – Свет или Тьма. И начинаешь
бороться – на той или на другой стороне. Я твой помощник, и ты на стороне
Света, а где-то здесь…
Котенок замолчал, словно подавился последней фразой.
– …есть человек, у которого в помощниках Тьма, – докончил я.
– Так? И я должен его убить. Так?
– Оба раза «так», – буркнул Котенок. – Только все немножко
сложнее. Тьма не с одним человеком. И ее так просто не убьешь. Ты должен
поделить людей между Светом и Тьмой. И помочь победить тем, кто за Свет.
– Они и так поделены!
– Да? Ты считаешь, что Крылатые – это те, кто за Свет?
