У меня, конечно, тоже.
– Данька, я боюсь, – вдруг сказал Лэн.
– Летящих?
– Ну… их тоже…
Факелов на лестнице было очень мало, и Лэн, наверное, плохо
видел меня даже в очках. Зато я видел, как побледнело у него лицо.
– Данька, если что-то случится, ты не забывай про ключ. Он
ведь убивает не только Крыло, но и того, кто в нем.
– Замолчи! – крикнул я, мгновенно забыв, что нам надо быть
осторожными. – Дурак!
– Пусть дурак, но ты помни о ключе, – повторил Лэн упрямо. –
И еще… Знаешь, ты лучший друг, который может быть. Спасибо.
Вот тут я ничего не нашелся ответить. А Лэн продолжал:
– Знаешь, я не к месту скажу, только, может, если… забуду
потом. Друзья – это всегда ненадолго. Друзья или умирают, или предают. А когда
ты появился, я подумал, что бывает и по-другому. Только мне не повезло.
Я сглотнул шершавый комок, застрявший в горле, и хотел
сказать, что еще ничего не потеряно, что мы победим и Лэн станет прежним… Но он
вдруг выпрямился, отрываясь от стены, и резко закончил:
– Ты, главное, не умирай. Ладно?
Я просто взял его за руку, и мы постояли так несколько
мгновений. Если слова становятся мертвыми, не надо ничего говорить. А потом мы
стали подниматься дальше.
И лестница кончилась.
Этот зал был меньше нижнего, потому что башня сужалась. Но
по круглым стенам вместо окон тянулись от пола до потолка зеркала. В них
отражались черные факелы, и мы с Лэном, и другие зеркала… Зал казался
бесконечным, уходящим во все стороны.
– Это здесь, – сказал Лэн.
В зале никого не было, но я чувствовал, что Лэн прав. Может,
потому, что от зеркальных стен тянуло холодом, пробивающимся сквозь Крыло.
Винтовая лестница вилась дальше, уходя в потолок, на самый
верх башни. Но я знал, что туда не надо. Это – здесь.
Кое-где на стенах между зеркалами были высечены надписи
непонятными замысловатыми буквами – рунами. Когда я смотрел на них Настоящим
взглядом, буквы подергивались, извивались, словно боялись, что я их пойму.
Пламя факелов дрожало, словно по залу гулял неощутимый для нас ветер.
– Мы здесь! – крикнул я. – Эй, мы пришли!
И почувствовал короткий укол страха – а если никто так и не
появится, если боя не будет, если все останется по-прежнему?!
– Эй! – снова крикнул я.
– Я тоже здесь, – деревянным голосом отозвались из-за спины.
Повернувшись, я еще успел заметить, как из одного из зеркал выступила черная
фигура Летящего.
Летящего с очень знакомым голосом и лицом.
– Проваливай, Ивон, – не испытывая никакого страха, сказал
я. – Мы пришли не за тобой. Сохрани себе еще пару минут жизни… если вы это
называете жизнью. Нам нужен правитель.
– Я – правитель, – бесстрастно ответил Ивон, подходя ближе.
– Врешь, – зачем-то сказал я. Ивон совсем по-человечески
пожал плечами. Сказал:
– Правитель – это название Крылатых. Мы называем правителя –
Нынешним. Нынешний – тот, кто лучше справится с возникшей проблемой. Проблема –
ты. Нынешний – я.
– А меня в расчет не берете? – хрипло спросил Лэн.
– Нет. Чего ты хочешь от нас, Данька?
– Я хочу не от вас. Я хочу для. Для Крылатых. Я хочу Света.
Ивон снова пожал плечами:
– Света? А почему ты уверен, что Свет лучше Тьмы? Ты ведь
смотрел со стороны Света… и из него трудно увидеть Тьму. Попробуй узнать и нас,
а потом решай.
– Те, кто узнал Тьму, обратно не возвращаются.
– Может быть, потому, что Тьма ближе для людей?
Я не нашелся, что ответить. А Ивон продолжал:
– В тебе есть что-то очень сильное, Данька. Свет нашел тебя
первым и привлек на свою сторону. Обидно. Но подумай, чем Свет лучше Тьмы?
От такой наглости я даже засмеялся. И Лэн тоже, только
как-то нерешительно. А Ивон скривил губы в улыбке, неумело, но старательно:
– Пусть мы – Тьма. Но мы не лили Черный огонь на города.
Лэн дернулся, как от удара, а меня стало подташнивать.
– Мы не лили Черный огонь… и мы не обманывали людей…
– Вы превращали их в Летящих!
– Очень редко. Обычно к нам приходят сами. Правда, Лэн? Ведь
и тебя Керт почти уговорил. Ты просто струсил в последний момент. Ты трус, а
для Света это очень плохо. Глупый напуганный мальчик. Тебе было бы куда легче с
нами… Данька, зачем ты ввязался в нашу жизнь? Ты хочешь быть героем? Это не
получится. Даже Настоящий меч тебе не поможет. Надо ведь знать еще и Настоящего
врага…
Слова Ивона падали, как тяжелые холодные градины, и я все
уворачивался от них, отбивался, но ответить ничего не мог…
– Хочешь вернуться домой, Данька?
Что? Я даже отпустил рукоять меча.
– Одна дверь была в долине… но ее залили Черным огнем.
Потаенные двери такого не любят, они сгорают. Вторую дверь ты разрушил сам,
Данька. Вместе с нашей башней. Я не злюсь на тебя, ведь ты считал, что прав. А
значит, с точки зрения Тьмы, ты и был прав. Раз оказался сильнее… что ж. Но
третья дверь еще осталась. Посмотри на стену за моей спиной.
Да, она была там, Потаенная дверь. Деревянная дверь,
выкрашенная белой масляной краской, со стеклянным набалдашником ручки.
– Уходи, Данька. Уходи с Лэном, если хочешь. Оставь споры
Света и Тьмы для тех, кто уже не человек, и для тех, кто человеком не был. Для
того, кто может послать двух мальчишек на смерть, а сам побежать на обед.
Он знал про нас все. И про то, что было в башне, тоже.
– Решай, Даня. Мы враги, мы ими и останемся, но вовсе не
обязательно убивать друг друга.
И тут заговорил Лэн:
– Не выйдет, Ивон. Я не уйду, понимаешь? Это моя земля! А
если я не уйду, то и Данька останется!
Теперь Ивон повернулся к Лэну:
– Жаль, Лэн. Они хорошо над тобой поработали, и не мне
переубеждать тебя… Керт!
Лэн отшатнулся ко мне. А из зеркала – не того, откуда вышел
Ивон, другого – выступил еще один Летящий.
Его я не знал. В отличие от Лэна.
Когда он был человеком, ему было лет девятнадцать-двадцать.
Возраст для Крылатого предельный. Но Летящие освободились от многого, им
возраст не мешает летать.
– Привет, Младший.
