– Да совсем уж пустячок. Король попросил, раз уж мне все равно в эту сторону, сыграть роль сэра Легольса, сына герцога Люткеленбергского, гранда Кастилии, конунга и еще какой-то хрени, не помню всех мелочей.
Он вскинул брови, ожидая продолжения, но я молчал, наконец в его глазах отразилось великое удивление. Я скромно кивнул, подтверждая его догадку насчет отвлечения убийц наложную цель.
– Значит…
– Легольс благополучно достиг своей столицы, – подтвердил я.
– И только тогда вы признались?
Я сказал с предельной скромностью:
– Кому? Будучи смиренным христианином, я похоронил последнего преследователя… им был… нет, не вспомню. Но я благочестиво прочел над ним молитву.
Он понял по моему лицу, что «похоронил» – это не больше, чем обшарил карманы, а «прочел молитву» – это сказал «аминь, дурак», но среди джентльменов некоторые мелочи опускаются по умолчанию с молчаливого согласия.
– И король, – спросил он неверяще, – за такое расщедрился всего лишь на баронство?
– Я не жадный, – ответил я. – Мне положено быть скромным.
– Почему?
– Выигрыш больше, – признался я. – Скромный может обобрать, так обобрать!
Мы разговаривали холодно, с предельной учтивостью, с какой разговаривают только самые лютые враги, ибо сказать хоть одно грубое слово или сделать грубый жест – это плюнуть прежде всего на себя.
– Я должен поблагодарить вас, – произнес он ровным тоном, в котором я не уловил и намека на благодарность, – за умелую защиту замка… и за избавление от назойливой опеки его величества.
Я отмахнулся:
– Да пустяки все! Надо же было чем-то заняться в такой дождь!
Он отступил на шаг и, не отрывая от меня взгляда, толкнул дверь. Из коридора заглянул тот мордатый с копьем, что отсалютовал мне первым, по знаку герцога быстро вошел и встал справа от двери. Тут же вдвинулся второй и встал слева.
Герцог произнес с той же холодноватой бесстрастностью:
– Как последний из рода Валленштейнов, вы можете претендовать на титул по меньшей мере графа.
Я отмахнулся снова:
– Да ерунда все, кроме пчел. Да и пчелы, как вы знаете… Конь мой не станет бегать быстрее, а я – прыгать выше.
– И все-таки, – произнес он, – полагаю, лучше будет, если примете титул графа.
Он оглянулся на своих воинов, повел бровью в мою сторону, оба разом выкрикнули:
– Да здравствует граф Ричард!.. Граф Ричард!.. Граф Ричард!
Я промолчал, морда ящиком, нижняя челюсть вперед, холод и ясность во взоре. Герцог минуту всматривался в меня, ладонь вдруг хлопнула по карману.
– Ах да, осматривая вашу одежду, так небрежно оставленную вами в покоях, я обнаружил вот это…
Он сунул руку в карман, у меня трепыхнулось и застыло сердце, однако герцог вытащил пустую ладонь, как мне показалось, лишь затем я увидел клочья длинной пегой шерсти.
– Я знаю, что это, – произнес герцог холодно. – Тем более что неделю тому встретил обладателя этой бороды… уже без нее.
Он замолчал, ожидая ответа, я сдвинул плечами и ответил кротко:
– Комментариев не будет.
– Что вы намерены делать дальше? – спросил он напряженно.
Воины застыли, как статуи из металла, но я чувствовал их недоумение, слишком уж как-то не так разговаривает герцог со своим сыном. Герцог даже задержал дыхание в ожидании ответа, я сказал с легкостью и небрежностью:
– Меня здесь задержал ливень, как вам уже наверняка сказали. А потом разные мелочи. Но сейчас все улажено, еду дальше. До ближайшего порта, как мне объяснили, всего трое суток. Значит, уже завтра могу ступить на борт корабля, отбывающего на ту сторону океана.
Он испытующе всматривался в мое лицо, а я в свою очередь постарался как можно яснее дать понять взглядом, что для такого красавца, как я, оставаться в этой норе – великое унижение. Завтра я уже отплыву, а там впереди покорение таинственного Юга, где колдуны неслыханной мощи, где невероятные технологии, где настоящее богатство, власть и мощь!
– Да, кстати, – проговорил он таким тоном, словно вспомнил о пустячке, – я не отменяю возведение Мартина в рыцарское достоинство… Он теперь на месте Блэкгарда, уже потому заслуживает это звание. Но я собирался бы провести более торжественно.
– Рыцарство за боевые заслуги ценится выше, – заметил я так же небрежно, – получить звание рыцаря на воротах захваченной крепости – это не выслуга лет или по возрасту.
– Все ваши… приказы останутся в силе, – сказал он. – Хотя даже мне они кажутся суровыми и несколько жесткими. У нас так поступал разве что герцог Бертольд. По семейным преданиям, он был весьма крут, весьма…
– Бертольд? – удивился я. – А мне он показался милым и добродушным. Даже дракона прибил из жалости, чтобы не мучился. Кстати, надеюсь, вы не допустите возврата герцогства в прежнее феодально-раздробленное состояние?
Мне показалось, что он хочет глубоко вздохнуть, но это будет проявлением каких-то чувств, и он сдержался, голос прозвучал все также ровно:
– Вы сделали великое дело. Даниэлла утром получила письмо с подробным описанием, что сделано… И если даже учесть, что Патрик что-то приукрасил, он же бард, то все равно вы совершили то, о чем мечтали многие Валленштейны…
– Если уж Германия, – пробормотал я, – объединится не речами, а железом и кровью, как сказал Бисмарк, то почему для мелкого герцогства писать отдельные законы истории?.. Я ничего не придумал. А всего лишь старые книги читал. А сейчас, любезный герцог, если вы не против, я пойду подготовлюсь к дальней поездке. И выеду немедленно, не задерживаясь на обед.
В своей комнате, где я прожил столько дней, пережидая ливень, а потом защищая «сестер», я проверил седло и ремни, старые заменил на новые, дорога предстоит хоть и недолгая, но, возможно, трудная. За спиной резко изменилась температура, я сейчас чувствую разницу в сотые доли градуса, обернулся, готовый метнуть ладонь к рукояти меча.
Герцог смотрел с порога внимательно, явно заметил и мои растопыренные пальцы, и напряженные мышцы, после короткой паузы вошел в комнату.
– Вот еще, – сказал он ровным голосом. Не отрывая от моего лица взгляда, стащил с пальца кольцо-печатку. – Вам это понадобится в путешествии на Юг.
Я покачал головой:
– Простите, герцог, но я должен сказать одну неприятную вещь… или приятную, это под каким углом взглянуть.
Он смотрел молча, наконец кивнул:
– Да, слушаю.
– Я не ваш сын, – произнес я. – Я из дальних краев… из очень дальних. И в королевство Барбароссы попал уже в нынешнем почтенном возрасте.
В его лице как будто дрогнуло нечто, однако взгляд, устремленный на меня, оставался тверд.
