– Что-то не пойму. Говори яснее!
– Да я сам их недавно узнал, – объяснил я виновато, – потому и сбиваюсь. Вот вы стараетесь его заинтересовать собой… такой замечательной, умной и красивой! А если ему умная совсем не нужна, он сам умный, зачем ему еще одна, чтобы критиковала и спорила?.. Вдруг ему куда приятнее дурочка, как я вам уже… Дурочка будет смотреть ему в рот, восторгаться и говорить, какой он необыкновенный!
Она нахмурилась, некоторое время мыслила в тягостном молчании. Я затаил дыхание, наконец она произнесла с усилием:
– Ну, это не новость, что глупые мужчины предпочитают дурочек. Но это относится к небольшому числу слабых, даже очень слабых мужчин, их все равно затопчут, и потому их принимать во внимание не стоит. Я не думаю, что такой могучий чародей, такой… для его мощи любая женщина – слабый цыпленок!
Я видел, что ждет возражений, сказал виновато:
– А вдруг в его землях таких мужчин большинство? Они даже не считаются слабыми, так как сильные в меньшинстве, и потому они – придурки, чудаки, не от мира сего.
– Мне трудно представить себе такие земли, – сказала она ледяным тоном.
Я развел руками:
– Ваша милость, я только предположил!
– Дурацкие у тебя предположения.
– Так я ж и сам дурак, – согласился я охотно. – Это вы у нас умная. И даже мудрая.
Она нахмурилась снова, взгляд стал подозрительным, но я глупо приоткрыл рот и смотрю с предельной тупостью и отсутствием мысли во взоре и всем облике.
Она проговорила после паузы:
– И что, как я могу прикинуться дурочкой, если он не дает даже рта открыть? Сразу уходит!
– А дурочке открыть рот без надобности, – возразил я. – А если и откроет, то не для того, что говорить и спорить. Дурочку видно издали, ваша милость! А на вас нельзя смотреть… простите, без страха.
Она скривилась:
– Челядь должна бояться!
– Чародей – челядь? – спросил я тихохонько.
Она сидела донельзя раздраженная, наконец махнула рукой.
– Ладно, иди.
Я попятился, нащупал оттопыренным задом дверь и выскользнул в коридор.
До обеда еще далеко, а мне вообще-то, как солдату в ожидании дембеля или багдадскому вору, – скорее бы ночь, спустился на этаж ниже, потянул носом: со стороны лаборатории Уэстефорда тянет едкими растворами. Дурак может учить тому, что он знает. Истинно велик тот учитель, который учит тому, чего сам не знает.
Но я, как и Ницше, что, дабы не умереть от жажды, пил из всех стаканов, припаду и к этому источнику мудрости. Хотя, конечно, учиться, учиться и еще раз учиться – три вещи несовместные. К тому же, чтобы мало зарабатывать, надо много учиться.
Я открыл дверь, лаборатория изнутри загадочно поблескивает темным золотом, установленные на полу трехногие светильники дают ровный свет. Высокие пилоны отбрасывают короткие тени. По ту сторону стола покачивается длинная синяя шляпа с остроконечным колпаком, словно ее хозяин носит на голове раструб граммофона. Я выпалил, выпучив глаза:
– Фу, здравствуйте, господин Уэстефорд! Я прибег прямо от хозяйки. Так торопился, так торопился…
Он обернулся, подпрыгнул, роняя из рук железки и глиняные пластинки, спросил настороженно:
– Что случилось?
– Я спешил быть вам полезным, – сообщил я преданно. – Дабы толочь в ступе воду и тем самым изалкать вашей мудрости.
Он сплюнул в сердцах.
– В другой раз так не врывайся, дурак. Чуть сердце не остановилось.
– Но я же спешил! – возразил я преданно.
– Зачем?
– Учиться, – объяснил я, – учиться и еще раз учиться, Ленин… Кто сказал – не помню…
Он вздохнул:
– Никто тебя ничему не учит. Хотя, возможно, одному заклинанию можно бы… чтобы быстрее толок в ступе. А что ты делал так рано у хозяйки?
Я взял пестик, начал мерно крошить толстые пластинки сухой коры, ответил важно:
– Она стучала в дурака. Это такой метод высшего волшебства.
Он спросил с подозрением:
– А что делал ты?
– Я держал мишень, – ответил я скромно.
Он покачал головой.
– Смотри, хозяйка может и промахнуться. Ты давай толки, толки. Кора крошится быстро, а листья не такие податливые. Пока не перетолчешь в пыль, не останавливайся.
Я заработал энергичнее, спросил:
– Господин Уэстефорд, давно хотел спросить… Эта вот шляпа у вас такая особенная… Это что-то колдовское, да?
Он посмотрел с удивлением:
– Почему так решил?
– Ну, такой длинный острый конец… вы им, может быть, молнии ловите?
Он долго смотрел на меня с интересом, ухмыльнулся:
– А ты интересный дурак. Нет, конечно, шляпа потому такая, что нам, колдунам, чаще всего приходится путешествовать в поисках новых знаний, потому шляпа, чтобы дождь стекал. Да и плащи у нас такие же… Но есть чародеи, что в самом деле ловят молнии. Правда, не шляпами. Когда закончишь, сходим к озеру.
– Хорошо, – сказал я простодушно. – Люблю купаться! И рыбы наловим!.. Здесь окуни водятся?
Он вздохнул, покачал головой.
Озеро со стороны замка просматривается полностью, только в одном месте два могучих дерева уперлись зеленью в небесную синь по-великаньи, статью похожие на сосны, кроны как у дубов, а нижние ветки опускаются концами в воду, словно у ив, которые плаксивые. Уэстефорд, несмотря на теплый солнечный день, вышел в синей остроконечной шляпе, длиннополом плаще, величественный и пугающий со своим деревенским посохом с неожиданно крупным рубином.
Я вынес за ним две корзины, колдун показывал корявым пальцем, какие кусочки коры откалывать, я старательно отделял небольшим ножом. По словам Уэстефорда, когда-то таких деревьев везде росло великое множество, у них все целебное: листья, корни, кора, древесина, это очень ценные деревья великих волшебников древности, но их в массе своей истребили варвары, добывая из их корней пьянящий напиток, много просто сожгли, расчищая места для пашен, очень не скоро спохватились, что эти деревья, несмотря на долгоживучесть, не оставляют потомства, а как их разводить – секрет утерян.
– А отводками не пробовали? – спросил я. – Как малину?..
Уэстефорд сердито отмахнулся.
– Ты за ножом следи!.. Это два последние дерева во всем «зеленом клине». Они очень старые. Сейчас их можно убить даже этим ножом…
Я виновато закивал, в голове вертится мысль насчет подвоя почек или черенков, таким способом на молодые дички пересаживают культурные деревья, но объяснять Уэстефорду не стал: подозрительно будет, если простолюдин начнет подсказывать мудрецу. Если не забуду, то постараюсь как-нибудь довести эту идею окольными путями. Чтобы как будто сами догадались….
