– Ты способен двигаться дальше?
Я сказал слабо:
– Вы же… способны!
Она произнесла с холодным одобрением:
– В тебе чувствуется сила. Пойдем. Только пригибай голову.
– Поздно, – простонал я, звучно хряпнувшись лбом. – Кто так строит, кто так строит…
Она поморщилась, но объяснять не стала, не господское дело опускаться до объяснений слуге, да еще такому придурку. Я осторожно пробирался по этому красному пищеводу, со всех сторон то ли полипы, то ли гланды, под ногами наплывы, неровности, каверны, сверху нависают красные язычки, такие увидишь разве что в чьей-то глотке. Если разинет чересчур широко. И вот мы опустились и двигаемся по такой глотке…
Я обливался потом, вздрагивал, цепенел, стискивал зубы, воображение рисовало впереди объемистый желудок, заполненный озером всепереваривающей кислоты, вот там уж точно от нас ничего не останется, однако леди Элинор двигается уверенно, хотя оступается еще чаще меня, я еще орел, впереди жуткий проход начал расширяться…
– Это что же… – сказал я ей в спину и удивился, что голос не такой уж и блеющий, – священная память о предках?
Она на миг оглянулась, лицо бледное и сосредоточенное, в глазах страх, что меня обрадовало, мол, я не один трясусь, и напугало: если сама хозяйка трясется, то каково мне?
– Нет, – ответила она чужим голосом, – раньше это… пытались убрать, сгладить.
– Не получилось?
– Кирки ломались, долота тупились. Король Карнойд, что побывал тогда в гостях у предка моего покойного мужа, попробовал оцарапать стены алмазом с кольца. Все увидели, что не осталось даже следа.
Я пробормотал:
– Ну, если даже кирками не смогли, то магией и пробовать не стоило.
Она передернула плечами, но не ответила. Я с холодком представлял себе, какой огонь бушевал вверху, как горела земля, как рушились и плавились скалы, когда чудом уцелели только вот такие подземные сооружения. Какой же огонь прошелся там, наверху…
Окаменевший пищевод вывел в небольшую комнату, стены из серого гранита, а посреди помещения, именно посреди, в самом центре, плашмя висит меч. Я не сразу сообразил, что под ним ничего нет, просто висит в воздухе. Леди Элинор прошла мимо, а я провел рукой под мечом, инстинктивно ожидая либо наткнуться на твердое стекло, либо на тугую подушку силового поля. Пусть даже на воздушные струи.
Пальцы прошли через воздух. Я перевел дыхание, сердце колотится отчаянно, инстинктивно жду вредных воздействий то ли радиации, то ли магнитных или электромагнитных полей.
Леди Элинор оглянулась, в глазах удивление.
– И как это тебе?
– Жутковато, – признался я. – Он так… и висит?
– Да. Уже много веков.
– Постоянно на одном и том же месте?
Она помедлила с ответом, в глазах росла подозрительность.
– А что, он должен сдвигаться?
– Ну, – протянул я, – я бы меньше удивился, если бы двигался вверх или вниз. Или еще как-нибудь.
Она кивнула, не сводя с меня пронзающего взгляда.
– Он сдвигается. Этот зал не случайно выстроен таким вытянутым. За сутки меч сдвигается вон до той стены, но за ночь возвращается обратно.
– А вверх-вниз?
– Тоже, – ответила она неохотно. – Но ты откуда знаешь?
Я сказал как можно смущеннее:
– Я слышал, что у нас в древности точно так же похоронили одного из величайших пророков, Магомета. Его хрустальный гроб висит в воздухе неподвижно. Но добиться такого удалось с огромным трудом, потому что на него действуют сотни разных сил. А сперва тоже двигался то под воздействием Луны, то из-за магнитных бурь…
Она сказала с нажимом в голосе:
– Мне кажется, ты знаешь больше, чем я думала!
– Долгими зимними вечерами о чем только не говорят в людской, – ответил я с ноткой гордости. – Те, кто приезжает к нам в село, рассказывают столько чудес!
Она кивнула:
– Как-нибудь все перескажешь. Не отставай.
Я еще раз оглянулся на плавающий в воздухе меч. Не скажу, что я так уж помешан на оружии, тем более холодном, но этот клинок даже спер бы, не постеснялся. Нечего ему в подвале томиться. Другое дело – болтаться на поясе благородного сэра Ричарда!..
Дверь распахнулась в достаточно просторный зал с фиолетовым сводом. Я насторожился, что-то очень чужое, но волшебница вела наискось к дальней двери, окованной широкими блестящими пластинами. Желтый свет превращал их в яркие полосы огня.
Колонны на уровне моих глаз украшены неизвестными письменами, именно украшены – рельефные буквы, если это буквы, блестят золотом. Странное чувство узнавания коснулось сознания, как будто я пытаюсь вспомнить яркий, но забытый сон, оставивший след в памяти.
– Это что-то значит? – спросил я осторожно. Она быстро взглянула на меня.
– Тебе это знакомо?
– Нет, – признался я, – но такое ощущение… что было знакомо моему прадедушке… или сто раз прадедушке.
Она кивнула.
– Тогда ваши люди очень чувствительны. Это подземелье уже находилось под древними руинами, когда в «зеленый клин» высадились Первые Ярлы. Наверху все снесли и построили заново, а здесь оставили, как есть. Большинство из того, что здесь осталось, это еще с тех времен, счет которым утерян.
– Очень разумно, – сказал я.
– Почему?
– Если Древние были такими великими магами, надо сохранять не только их амулеты.
Вдоль стены выстроились два окованных железом сундука и широкий медный кувшин, даже не кувшин, а жбан с широким, как у кастрюли, горлом. В глаза ударил янтарный блеск, я ошеломленно рассмотрел, что жбан до самого верха заполнен золотыми монетами, а в этом золотом море торчат наполовину погруженные, как затопленные на мелководье корабли, золотые кубки, чаши, выглядывают зубцы короны, украшенные рубинами.
Я проговорил тихонько:
– Но ведь, ваша милость, вы… волшебница?
Она посмотрела надменно.
– И что же?
– Зачем это золото? Или про запас, на случай? Вдруг волшебство у вас пропадет?
Она покачала головой.
– Ты совсем дурак, не знаешь, что созданное волшебством золото не длится долго. Даже сотворенное высшими магами исчезает со смертью создателя. Кроме того, очень многие могут отличать волшебное от настоящего. Так что везде, где можно обходиться без волшебства, каждый обходится.
Я сказал рассудительно:
– Да уж, если оставить волшебное золото детям, а оно вдруг исчезнет… Любой станет проверять.
Возле последней двери еще два больших котла, доверху заполненных как монетами, так и кубками, массивными браслетами, украшенными драгоценными камнями кинжалами в дорогих ножнах, через края свисают усеянные золотыми и серебряными бляшками пояса, ожерелья, какие-то драгоценные безделушки, назначение их так и не понял, но не серьги и не брошки.
