Тысячи мыслей пронеслись в моей голове, однако с тем же тупым лицом я спросил робко:
– Дык… из деревни… правда, уже почти село, но зовут по-старому деревней, дураки… Свои же и зовут, что обидно!.. Из села, ваша милость из села!.. У нас уже настоящее село, не какая-нибудь зачуханная деревня!
– Как называется? – выпалила она, как из пушки. Я вздрогнул, сказал жалобно:
– Да так и называется – Деревня!.. Одна у нас, как еще называться? Это здесь много деревень и даже сел, вот и навыдумывали еще и названия, чтобы отличаться, а у нас просто: есть Деревня, есть Замок. Вот и весь мир. Ну и, конечно, Лес, Река, Озеро, Луга…
Она покачала головой. Взгляд ее сверлил меня с такой мощью, что я ощутил бешено вращающееся сверло в моих внутренностях, а зубы заныли от ожидания беды.
– Врешь, – процедила она сквозь зубы. – Врешь, мерзавец!.. Ты попался!.. Кое-кто видел, как ты тайком вставал и выходил из людской. Он прокрался за тобой в холл, видел, как ты отворил двери и вышел в ночь.
Уже не сотни, тысячи разных мыслей носятся, сшибаясь лбами, я промямлил:
– А ему не приснилось?
– Перестань запираться, сволочь! – прокричала она. Лицо ее стало некрасивым, глаза вылезали из орбит, а зубы стали похожими на кошачьи. – Я допросила видевшего тебя человека по-своему, ему не приснилось, он все видел!..
Я сделал движение развести руками, но лишь слабо дернул локтями, а Винченц и Адальберт вцепились крепче.
– Ваша милость, – промямлил я, – мало ли по какой нужде я выходил… Ну приспичило… не при женщине будь сказано…
Она прошипела люто:
– Не увиливай! Теперь понятно, кто отворил им ворота!.. Теперь понятно, кого заслал к нам барон Кассель!
Я постарался держать лицо испуганным, хотя облегчение нахлынуло с такой силой, что я едва не заулыбался. С усилием заставил себя держаться так же запуганно и робко, сказал умоляюще:
– Госпожа!.. Но разве я не был верным? Разве не старался быть полезным?
– Втирался в доверие! – отрезала она. Адальберт сказал за моей спиной:
– Мне он показался слишком смышленым для простого крестьянина.
Сердце мое снова упало, но с другого бока Винченц подтвердил:
– Мне тоже. Он явно из дворовой челяди, что хорошо знает обычаи в замке. И говорит он так, словно прислуживал самим хозяевам и поднабрался разных слов.
Леди Элинор испытующе смотрела мне в глаза, я видел на ее лице безумие, наконец она нехотя кивнула:
– Да, теперь многое становится на свои места. Я тоже замечала, но делала скидку на то, что он из свернутого королевства. Теперь понятно, что служит кому-то из моих врагов. Скорее всего, барону Касселю. Но кому выходил открывать ворота сегодня ночью?
Адальберт сказал почтительно:
– Ваша милость, он охотнее будет отвечать на дыбе. Когда жилы затрещат! Или когда начнут протыкать раскаленными прутьями.
Она кивнула.
– Тащите. Проследите, чтобы заковали понадежнее. Враги сделали ошибку, подослав такого заметного здоровяка… Впрочем, другого я бы не взяла в замок.
Винченц грубо рванул, суставы в плечах затрещали. Он с удовлетворением улыбнулся, мол, на дыбе ждет настоящая ломка костей, Адальберт усилил хватку на локте, поднимая мои руки так, что я поневоле согнулся, так и повели-потащили, я видел только пол, сперва покрытый шкурами, затем мраморный, гранитный, долго спускались по ступенькам. Сперва знакомым, а потом пошли выщербленные, грубо отесанные, в пятнах, как я понял с холодком, давно и прочно въевшейся в камень крови, словно камень пористый, а кровь состоит наполовину из разъедающей камень кислоты.
Пахнуло прохладой, сыростью. Меня подвели к стене, повернули и прижали к ней спиной. Довольно просторный подвал, в стенах толстые железные крюки, с некоторых свисают толстые железные цепи. В раскрытых дверях загородили проход, ощетинившись копьями и обнаженными топорами, пятеро стражей, раны которых леди Элинор уже залечила.
У горна переступал с ноги на ногу испуганный Ипполит. У него отвисла челюсть, когда увидел меня под стражей, Адальберт велел высокомерно:
– Закуй эту сволочь в крепкие кандалы. И прикрепи к стене!
У Ипполита вылезли и глаза, но быстро взглянул на рое и полное триумфа лицо Адальберта, поспешно поклонился.
– Все сделаю, ваша милость! Все сделаю.
– Сделай немедленно, – велел Адальберт. – Я прослежу.
Ипполит сказал торопливо:
– Это долго, ваша милость! Надо горн разжечь, угли добавить новые… Железо пока раскалится…
Адальберт бросил с холодной яростью:
– Я подожду. Если надо, сам встану к горну.
Он в самом деле ждал, пока испуганный Ипполит вызвал и начал подгонять помощников, те едва не сбивались ног, разожгли горн, накалили железо. Я торопливо прикидывал шансы прорваться, Адальберт уже взял нож и пилил узел веревки на моих руках, сейчас я буду на какое-то время свободен, нужно только прикинуться совсем испуганным, дрожащим, подавленным… Винченц вытащил из-за пояса нож и прижал лезвие к моему боку. Адальберт сделал то же самое с другой стороны. Улыбка на его губах змеилась недобрая, он прошипел:
– Дернешься – вскрою брюхо, пикнуть не успеешь. Вообще-то я хотел бы проверить тебя в схватке, но, увы, отсюда вытащат только твой труп.
Винченц сплюнул на пол.
– Не труп, – поправил он грубо, – а те куски, что останутся. Может быть, еще будут вопить и дергаться… Язык в таких случаях не урезают.
Я расслабил мышцы, момент не то что утерян, эти профессионалы мне его не дали вовсе. Молодые парни, помощники Ипполита, обернули мне ноги тряпками, чтобы не обожгло и потом не сбило железом до крови, Ипполит приладил толстые металлические скобы несколькими торопливыми ударами молота, я ощутил, как лодыжки плотно охватило тяжелым металлом.
Винченц сказал властно:
– Теперь на цепь!.. И – к стене!.. Да побыстрее, а то получишь у меня плетей!
– Сейчас сделаю, ваша милость, – прокричал испуганный Ипполит. – Уже делаю!
Подмастерья принесли бегом толстую цепь, Ипполит, вполголоса бормоча извинения, приклепал один конец к моей левой ноге, другой – к металлической скобе, плотно вмурованной между каменными блоками. Думаю, еще когда складывали крепость, эти скобы сразу проложили между каменными глыбами: какой же замок может существовать без подземной тюрьмы и камеры пыток?
Глава 2
Оставшись один, я безуспешно пытался повернуть погруженное под кожу кольцо на пальце. Хотя прикован так, что почти вишу на руках, при известном усилии могу дотянуться пальцами одной руки до запястья другой, несколько раз сумел захватить колечко, трогал, давил, поворачивал, но не удавалось стать ни невидимым, ни ускориться, ни хоть что-то еще, что дало бы шанс освободиться от этих цепей и выбраться на волю. Некоторое время тужился, стараясь вызвать то новое, что добавила гемма, погрузившаяся в сустав большого пальца, но, увы, то была, видимо, слишком уж нестандартная конфигурация, что не запустилась вовсе.
