Вплоть до своего прихода Юнис полностью намеревалась прямо спросить, здесь Хадижа или нет, но теперь такой курс казался нецелесообразным. Если она в заведении, рано или поздно ей придется выйти в переднюю дверь, поскольку тылом дом упирался в нижнюю часть бастионов Касбы и другого выхода из него не было.
Не поворачивая головы, мадам Папаконстанте небрежно окликнула по-испански девушку за стойкой:
— Лолита! Ты не могла бы принести мне кофту? Она в розовой комнате на большом кресле. — И Юнис — по-французски: — С этим дождем и ветром мне холодно.
«Это сигнал, — подумала Юнис, когда девушка поднырнула под собранный наверх бисерный полог. — Она хочет предупредить Хадижу, чтобы не выходила и громко не разговаривала».
— А у вас много комнат? — спросила она.
— Четыре. — Мадам Папаконстанте слегка дрожала. — Розовая, голубая, зеленая и желтая.
— Обожаю желтый, — внезапно сказала Юнис. — Говорят, это цвет безумия, но меня не смущает. Он как цвет такой яркий и полный солнца. Vous ne trouvez pas?
[32]
— Мне нравятся все цвета, — неопределенно ответила мадам Папаконстанте, опасливо глядя на улицу.
Девушка вернулась без свитера.
— Его там нет, — сообщила она.
Мадам Папаконстанте выразительно посмотрела на нее, но лицо девушки ничего не выражало. Та вернулась на свое место за стойкой. С улицы, пригнув головы, вошли два испанца в робах и заказали пива; очевидно, шли они откуда-то поблизости, потому что их одежду лишь слегка забрызгало дождинками. Мадам Папаконстанте поднялась.
— Сама схожу поищу, — объявила она. — Один момент. Je reviens àl’instant.
[33]
— Ковыляя вразвалку по коридору и ведя рукой по стене, она пробормотала вслух: — Quémujer! Quémujer!
[34]
Клиентов стало больше. Когда она вышла в огромной пурпурной кофте поверх кимоно, растянутой до полнейшей бесформенности, выглядела она немного счастливее. Не заговаривая с Юнис, она зашла за стойку и принялась перешучиваться с мужчинами. Для дела вечер в конце концов окажется вполне хорош. Быть может, если не обращать внимания на иностранку, она уйдет. Мужчины — ни одному не выпало раньше видеть здесь Юнис — спрашивали у нее вполголоса, что это за странная женщина, что это она делает, сидя в одиночестве в баре. Вопрос смутил мадам Папаконстанте.
— Туристка, — ответила она.
— Тут? — воскликнули они с изумлением.
— Она немного сумасшедшая, — ответила она вместо объяснения.
Но была недовольна присутствием Юнис; ей хотелось, чтобы та ушла. Наивно решила попробовать ее напоить и, не желая больше вступать с ней в разговоры, послала с Лолитой выпивку, двойной неразбавленный джин, к ее столику.
— Ahí tiene,
[35]
— сказала Лолита, ставя стакан.
Юнис злобно глянула на нее и, взяв стакан, осушила его двумя глотками. Непосредственность мадам Папаконстанте ее очень забавляла.
Через несколько минут Лолита возникла у столика с другим стаканом.
— Я этого не заказывала, — сказала Юнис — лишь посмотреть, что произойдет.
— Подарок от мадам.
— Ah, de veras!
[36]
— сказала Юнис. — Постой! — резко окликнула она, когда девушка стала отходить. — Скажи мадам Папаконстанте, что я хочу с ней поговорить.
И вот уже мадам Папаконстанте склонялась над столиком.
— Вы хотели меня видеть, мадам?
— Да, — ответила Юнис, очевидно с усилием фокусируя взгляд на мясистой физиономии. — Мне не очень хорошо. По-моему, я немного перепила. — (Мадам Папаконстанте выразила беспокойство, но не очень убедительно.) — Думаю, — продолжала Юнис, — вам придется проводить меня в комнату и позволить мне прилечь.
Мадам Папаконстанте вздрогнула.
— О, невозможно, мадам! Дамам не разрешается быть в комнатах.
— А как же девушки?
— Ah, oui, mais ça c’est naturel!
[37]
Они у меня работают, мадам.
— Как угодно, — беззаботно сказала Юнис и запела, поначалу тихо, но с быстро увеличивающимся напором; мадам Папаконстанте вернулась за стойку в сомнениях.
Юнис Гуд пела и пела, все громче. Она спела: «Мне нужно пройти мимо твоего дома, чтобы попасть в свой» и «Вон из города».
[38]
Когда она дошла до «Я всегда был как бы жено-ненавистник» и «Последнего сбора»,
[39]
звук, исходивший из ее обширных легких, больше всего напоминал протяженный визг.
Заметив возраставшее опасение на лице мадам Папаконстанте, она с удовлетворением сказала себе: «Я проучу старую суку раз и навсегда». Она с трудом поднялась на ноги, умудрившись при этом опрокинуть не только стул, но и столик. К ногам мужчин, стоявшим с одного конца стойки, полетели осколки стекла.
— Aaah, madame, quand-même!
[40]
— в испуге воскликнула мадам Папаконстанте. — Прошу вас! Вы устраиваете скандал. У меня в баре нет скандалов. Это уважаемое заведение. Я не могу позволить приходить полиции и жаловаться.
Юнис кособоко двинулась к бару и, смущенно улыбаясь, оперлась рукой на плечо мадам Папаконстанте, похожее на подушку.
— Je suis navrée, — с запинкой начала она. — Je ne me sens pas bien. Ça ne va pas du tout.
[41]
Вы должны меня простить. Не знаю. Может, большой славный стакан джина…
Мадам Папаконстанте беспомощно огляделась. Остальные не поняли. Затем она подумала: может, теперь она уйдет, — и зашла за стойку налить ей самой. Юнис повернулась к мужчине рядом и с большим достоинством объяснила, что она вовсе не пьяна, а ей просто немного нездоровится. Мужчина не ответил.
