Итак, наступать самому для Бонапарта было уже невозможно, и под Ольмюцем он остановился. Для него было очень важно, чтобы союзники не начали вновь отступать и не затянули войну. Двигаться дальше на восток было смерти подобно: с юга на предельно растянувшиеся коммуникации Наполеона могли навалиться австрийцы эрцгерцогов Карла, Иоанна и чудом спасшегося из Ульма Фердинанда, а с севера – русские Беннигсена и… все те же, пруссаки! Последние и вовсе могли одним ударом перерезать французские коммуникации, растянутые с запад на восток на 370 км! В совокупности силы у них были огромные, и если бы это случилось, то изрядно уставшей и потрепанной Великой армии Наполеона грозила… мышеловка: ее могли окружить и, сжав «железными клещами», раздавить. Отступление назад к Ульму стало бы признанием стратегического поражения, а продуктовые запасы оставшихся в тылу местностей уже порядком были разграблены и не смогли бы прокормить французское воинство. Да и окрестности Ольмюца тоже уже порядком были обчищены французами.
Бонапарт все это понимал. Он в полной мере почувствовал утомление своих войск и дал им кратковременный отдых. Его солдаты крайне нуждались в передышке после 50-дневной гонки за противником. Одновременно он занялся устройством новой коммуникационной линии от г. Брюнна на Иглау и далее через Богемию на Рейн (хотя полностью сохранялись коммуникации с Веной). Фактор времени подстегивал Наполеона, все рассчитав, он надеялся не дать сконцентрировать воедино силы союзников (особенно не допустить вступления Пруссии в войну), расправиться со своими противниками поодиночке, в первую очередь с русской армией, представлявшей сердцевину сил коалиции на континенте, причем с армией, уже доказавшей, что она может успешно противостоять французам.
Приказ корпусу Мармона был ужесточен: любой ценой, но обязательно остановить продвижение австрийских эрцгерцогов. В случае острой надобности стоявший на переформировании и пополнении после трепки под Кремсом корпус Мортье мог оказать ему посильную помощь – благо находился в пределах дистанционной поддержки. Расположенным неподалеку, но двигавшимся по другим оперативным направлениям корпусам Даву и Бернадотта было приказано быть готовыми по первому приказу немедленно в течение суток – максимум двух – ускоренными маршами подойти к месту намечаемого Бонапартом генерального сражения. В этом случае общая численность главных сил Великой армии увеличивалась бы и превосходство союзников не было бы столь весомым. Но до поры до времени легкая кавалерия должна была создавать непроницаемую завесу, чтобы враг не распознал всех маневров Наполеона, не испугался и снова не «пустился бы в бега» на восток! Главной задачей становилось, чтобы враг «проглотил наживку с крючком»!
Было принято решение всеми силами изобразить пассивность и нерешительность. Для провокации союзников – «наживкой на крючке» – далеко на 30 км вперед под Вишау была выдвинута легкоконная бригада гусар генерала Трейяра (Трольяра) в 300 (306?) сабель. Этот подвижной французский «форпост» своей малочисленностью и изолированностью положения должен был спровоцировать врага на нападение и дальнейшее продвижение навстречу французам и… генеральному сражению.
С поручением не только убедить противников, что французский император готов на перемирие, но и максимально выведать настроения, царящие у неприятелей, Наполеон отправляет во вражеский стан своего изворотливого генерал-адъютанта Р. Савари – того самого, что выкрал герцога Энгиенского из-за границы! Прибывший в штаб русско-австрийской армии молодой император Александр I, так же как и австрийский император Франц, посчитали, что французский император боится их и готов ретироваться. Ряд удачных оборонительных боев от Ламбаха до Рауссеницы подняли настроение в штабе союзных войск. Молодой российский император впервые участвовал в войне: он еще толком не знал, что это такое! Скрытный, капризный и невероятно обаятельный Александр I был к тому же исключительно честолюбив. В отечественной исторической литературе порой встречается мнение, что русский государь, памятуя о своем выдающемся тезке – Александре Македонском, покорившем к 32 годам полмира, – очень хотел сыграть крупную роль в Европе и стать Великим. Если Наполеон смутьян, свергает «законных» монархов, захватывает их земли, то он, Александр, будет объединителем царей, организатором их совместного отпора захватчику. И слава Наполеона-завоевателя померкнет перед славой Александра-миротворца. (Пройдут годы, и мечта российского самодержца сбудется: Буонапартия будет повержена во многом благодаря его усилиям, а он будет «править бал» среди европейских монархов!) Он жаждал получить лавры победителя самого Наполеона, которого он смертельно боялся и ненавидел, но виду не подавал, храбрясь изо всех сил. Расчет его был прост. В случае победы над Наполеоном героем победы будет он, русский самодержец Александр I, а в случае поражения ответит… командующий союзной армией – Михаил Илларионович Кутузов.
Историки полагают, что многоопытный Кутузов был против навязываемой ему Наполеоном генеральной битвы. Он считал, что бой в данной ситуации давать нельзя. Объединенной армии следовало отступать еще дальше на восток в Моравию, а может, и в Карпаты. Искать там подходящие позиции и маневрировать до тех пор, пока через Богемию не подойдут войска Беннигсена, Эссена 1-го, эрцгерцогов Карла и Иоанна, не вступит в войну Пруссия. Тогда союзники получат гигантский (!) перевес, а противник еще больше растянет свои коммуникации и утомит войска. Только в таких благоприятных условиях можно давать противнику решительное сражение. Хотя Кутузов сильно сомневался, что вступление в войну пруссаков случится в ближайшее время. Но и без главных сил австрийцев Михаил Илларионович тоже не желал ввязываться в генеральное сражение с Наполеоном.
…Рассказывали, что на ехидные вопросы молодых, рвущихся в бой с «корсиканским чудовищем» гвардейских офицеров: «Когда же вы, ваше превосходительство, изволите прекратить ретираду?! Не соизволите ли дать Буонапарте решительный бой?! Давно пора уж – а не то так и в Россию-матушку заманите врага?!», «старая лисица севера» лишь щурила свой здоровый глаз и тихо отвечала: «Чем дальше завлечем Боунапартию, тем будет он слабее и слабее… Как отдалится от своих резервов, так и погребем его кости… А пока рано еще… Может и накостылять!»… Впрочем, это всего лишь версия событий, предшествовавших генеральному сражению…
Однако дальновидная военная стратегия старого вояки противоречила внешнеполитическим планам амбициозного российского императора, мечтавшего о быстром победоносном сражении. Самодержец и поддерживающие его молодые придворные генералы Долгоруков, Строганов, Волконский и Ливен считали точку зрения Кутузова не просто ошибочной, а чуть ли не трусливой. Этим молодым, толком еще не воевавшим забиякам казалось, что победа близка – они уже слышали сладостную музыку победных реляций и видели себя победителями непобедимого Бонапарта! Им вторил цесаревич Константин Павлович, который после своего участия в легендарных Италийском и Швейцарском походах А. В. Суворова заставлял всех считаться с его венценосным мнением. Будучи вспыльчивым и несдержанным, он откровенно нахамил «престарелой придворной даме» (так спустя семь лет саркастично охарактеризует Михаила Илларионовича чудом унесший ноги из России… Наполеон Бонапарт!), возразив на осторожные сентенции Кутузова о необходимости не спешить ввязываться в генеральное сражение с Великой армией, «что тот со страху говорит вздор»!
