Вейротер, несмотря на свою образованность и личную храбрость, мало чем отличался от пресловутого Макка фон Лайбериха, являясь «членом клуба любителей «игры в войнушку» в тиши кабинета», т. е. очередным «кригшпиллером». Даже в австрийской армии этого наглого и самоуверенного, высокомерного и жестокого выскочку откровенно не любили, а в русской – тем более! А вот на не нюхавших пороху, амбициозных монархов-«фрунтовиков» он неизменно производил неизгладимое впечатление своими заумными постулатами.
Роковое решение о немедленном переходе в наступление было принято. Срок его, правда, постоянно переносился: то одно, то другое мешало войскам двинуться вперед. Только утром 27 ноября они наконец пятью параллельными колоннами выступили на Брюнн – туда, где стоял Бонапарт.
Пока прибывший в ставку российского императора наполеоновский эмиссар Савари беседовал с Александром I, союзная армия под прикрытием авангарда Багратиона «скрытно» двигалась вперед. Но только утром 28 ноября она полностью подошла к Вишау, где стояло слабое передовое охранение Великой армии – всего-навсего 300–306 гусар (бригада) генерала А. Ф. Ш. Трейяра (Трольяра), выполнявших, как известно, роль приманки. Заметив движение огромных сил неприятеля – впереди шел 12-тысячный авангард Багратиона, в том числе 56 эскадронов под началом царского любимца и адъютанта князя Петра Петровича Долгорукого, – французские гусары кинулись «по коням!» и большей их части удалось унести ноги. Высланные Мюратом прикрыть их бегство конно-егерская бригада генерала Мильо (423 всадника) и 6-й драгунский полк (219 всадников полковника Лебарона) из драгунской дивизии Вальтера оказались бессильны против всей массы русской кавалерии, понеся приличные потери. Так, только Мильо лишился 20 % всадников из бросившихся спасать «братьев по оружию». Для кавалерийских сшибок – это немало! Французов преследовали до Рауссеница (Расеницы), захватив в плен более сотни всадников. Русский царь потом, когда бой давно закончился и кругом стало безопасно, верхом «исследовал» с помощью лорнета результаты блестящей победы его кавалеристов, ведомых вожаком «молодых друзей» Долгоруким, денно и нощно внушавшим ему, что «карта Буонапартии бита» и вот-вот его можно будет не только бить, но и… ловить! Этот легкий успех под Вишау был расценен ближайшим окружением Александра I как признак слабости, нерешительности и бессилия Наполеона. Он окончательно вскружил молодые головы в царском окружении, после чего решение о генеральном сражении стало окончательным. Тем более что, по словам командующего авангардом в вишаусском деле князя Багратиона, «везде неприятель поспешно сам собою превращался в бегство».
…Кстати сказать, кое-кто из историков не исключает, что если бы русские войска в эйфории от громкой «победы» под Вишау мощно, чисто по-русски, «ломанулись» на позиции французской армии, а до них было всего-навсего несколько километров, то еще не известно, как бы Бонапарт сдерживал натиск чуть ли не 86 тыс., имея под рукой только 50 тыс. Дело в том, что вызванные им накануне подкрепления еще не подошли. Кроме того, русские действительно были на подъеме и готовы были в присущем им стиле «ломиться стеной», а в этом, при их численном преимуществе, они были большие мастера. Но, как говорится, «не судьба»…
Главный консультант российского императора Вейротер не стал испытывать судьбу и рекомендовал тому остановиться под Рауссеницей, чтобы, перегруппировав войска, провести большой марш-маневр в обход Великой армии с целью отрезать ее от венской дороги, прижать к Силезии, лишить коммуникационных линий, а затем окончательно разгромить. Предлагаемый им «ход конем» (в виде латинской буквы «L») – огромная часть союзных войск сдвигалась бы на несколько километров влево, а затем еще немного прошла бы вперед – был весьма типичен для кабинетных стратегов-схоластов, обожавших глубокомысленно «расписывать» весь ход войны в тиши кабинета без учета специфики «живого боя», в частности возможной неожиданной инициативы со стороны неприятеля. Правда, познакомить русско-австрийский генералитет с деталями своего замысла Вейротер собирался несколько позже: когда он окончательно расставит свои фигуры на «шахматной доске», т. е. на поле боя!
Вместо того чтобы прямо двинуться и атаковать неприятеля (до него оставалось 20 верст, т. е. один переход), союзная армия свернула с большой дороги на Ольмюц и двинулась влево, в обход Брюнна, с целью отрезать французов от коммуникационной линии на Вену. И целых три дня продвигалась, утопая в грязи поздней осенью, без продовольствия, проделав не более 40 верст по дурным проселочным дорогам, но кое-как вышла к Аустерлицу. Эти невероятные и путаные маршруты для колонн и распоряжения для маршей были составлены австрийцем Вейротером. При этом, добавим, царила явная бестолковщина и постоянная путаница из-за перетасовки полков из одной колонны в другую, что дало повод русскому командному составу не только для обоснованного недовольства, но и для обвинений в измене австрийского генерал-квартирмейстера.
Пока союзники топтались-«маневрировали», готовясь к передвижению-выдвижению «а-ля Вейротер», шло бесценное для них время, когда можно было попытаться навязать заметно численно уступавшему им неприятелю решительное сражение. В конце концов возможность для немедленного наступления на Великую армию пройдет.
За это время Наполеон успеет решить, где и как он даст рвущемуся в бой врагу генеральное сражение. Он уже выбрал поле будущей битвы. Он уже знал, что в сложившихся условиях это будет оборонительно-наступательное сражение. Но детальной конкретики, которую потом разложили «по полочкам» историки, тогда еще не было. Была только концепция: дать врагу пойти в наступление – раскрыться – и нанести ему в открывшееся слабое место мощнейший контрвыпад. В то же время уже тогда Наполеон на всякий случай (если бы противник не дал ему времени для сбора всех доступных сил!) заготовил запасную позицию на высотах за рекой Шварцавой под артиллерийским прикрытием Брюннской цитаделью. Не исключено, что именно сюда он мог отвести свои войска, если бы после Вишау союзники продолжили бы наступать.
Глава 27
Обстановка во французском лагере…
28 ноября перед обедом в штаб маршала Сульта, чьи войска стояли в чешской деревне Аустерлице, пришла тревожная весть: многотысячные колонны союзников идут прямо на позиции Сульта! Армейские барабаны затрещали «генеральный сбор!!!», а части стали срочно стягиваться на позиции. Французский император в этот момент был занят на встрече со спецпредставителем прусского короля министром иностранных дел Х. фон Гаугницем, который только-только наконец прибыл в ставку Наполеона. Он нарочно ехал к нему очень медленно, чтобы явиться словно «черт из табакерки», когда будет 100 %-но известен результат противостояния союзников и «корсиканского чудовища». Но так получилось, что прусский представитель оказался на месте со своим щекотливым поручением (ультиматумом) еще до того, как стала ясна «разблюдовка» на главной авансцене военной кампании 1805 г. Высокие стороны прекрасно понимали, что еще не все решено, и предпочли обойтись рокировкой: Бонапарт посоветовал Гаугвицу изложить свои «условия» министру иностранных дел Франции Талейрану, а тот дипломатично «забыл» вручить французскому императору ультиматум. Так бывает, когда стороны стараются играть «по-крупному». Тем более что Бонапарта ждали неотлучные дела: его адъютант генерал Лемуар уже привез ему тревожную новость: неприятель пришел в движение – идет всеми своими силами на французские аванпосты в Аустерлице. Всем стало ясно, что очень скоро все решится на поле сражения. Наполеон немедленно отбыл на позиции Сульта, чтобы лично разобраться в ситуации, которая по его предположениям выходила у Рауссеница на «финишную прямую»! И очень похоже, что все складывалось именно так, как он того желал!
