Нечто похожее случилось и с теми восемнадцатью австрийскими эскадронами Лихтенштейна, которых русские уланы не стали дожидаться и устремились в свою отчаянную, губительную атаку. Пехотная дивизия Риво, вовремя введенная в дело Бернадоттом, хладнокровно расстреляла с близкой дистанции белоконных Лотарингских кирасир Ауэрсперга и кирасир Нассау – лучшую конницу в австрийской кавалерии. Их окровавленные остатки, потеряв генералов Карамелли и Ауэрсперга, спасаясь от полного разгрома, откатились назад – к Праценам, так и не войдя в боевой контакт с врагом.
Вот так закончилась первая проба сил русской гвардией в Аустерлицком сражении. Так и не вступив в него всеми своими частями, она по приказу своего командующего, не имевшего конкретных приказов к действию, отошла к центру союзной позиции. Там генералы Сент-Иллер с Вандаммом, очистив от неприятеля Праценские высоты, решали извечный вопрос – «что делать дальше?!».
Из глубокого раздумья их вывел приказ Бонапарта, прибывшего со своей свитой на расчищенное от неприятеля, но не от трупов павших в бою за него солдат противоборствующих сторон плато разворачивать свои батальоны и полки на юг. Там вокруг Тельница и Сокольница скопились все еще топтавшиеся на месте три мощные колонны Дохтурова, Ланжерона и Пржибышевского. Надо было окружить их с тыла и утопить в окрестных прудах. Такой маневр войск Сульта не предусматривался генеральной диспозицией Великой армии, данной накануне сражения, а проистекал из хода и динамики битвы, когда не все пошло так, как на это рассчитывал французский император.
Победоносные генералы Сульта (Сент-Иллер и Вандамм) пошли в указанном направлении, куда уже двигалась гвардия Наполеона. И тут выяснилось, что их левый фланг вот-вот столкнется с оправившейся после неудачного боя под Блазовицем русской гвардией Константина Павловича. Последняя шла от Крженовица в направлении Праценских высот, не зная, что они уже в руках неприятеля. Выставленный против нее Вандаммом слабый пехотный заслон генерала Шиннера (батальон 4-го линейного и батальон 24-го легкого полков) преображенцы и семеновцы с традиционным русским «Уррр-а-а-а!!!» в сомкнутом строю опрокинули штыковым ударом. Их атакующий порыв поддержали лейб-гусары с конногвардейцами на огромных конях. С третьей попытки они прорвали-таки каре 4-го линейного полка, когда в нем перезаряжали ружья, порубили не менее 200 пехотинцев, захватили его знамя и играючи раздавили развернутый строй 24-го легкого полка, не успевшего встать в плотное каре. Казалось, яростный порыв русской гвардейской кавалерии не остановить…
…Кстати сказать, как писал потом свидетель атак русской гвардии в ту пору адъютант Бонапарта и генерал, а потом военный историк, Филипп-Поль де Сегюр: «Два батальона Вандамма были опрокинуты моментально! Один из них, потеряв свой штандарт с орлом и большую часть оружия, только и смог убегать на полной скорости. Этот батальон, принадлежавший к 4-му линейному полку, промчался мимо нас и самого Наполеона – наши попытки остановить их были тщетны. Несчастные парни были вне себя от страха и ничего не слышали; в ответ на наши укоры, что они бросают поле боя и своего императора, они лишь механически кричали: «Да здравствует император!» и улепетывали еще быстрее». Сам Наполеон с «пониманием» отнесся к их бегству, с улыбкой обратившись к своей заметавшейся свите: «Оставьте их…» Их действительно оставили… в покое, поскольку было не до них. Только вводом свежих частей можно было выправить неудачно складывавшуюся ситуацию…
Неизвестно, что было бы дальше с французами (их гвардейская пехота была еще далеко от места событий), если бы после первоначального успеха русские гвардейцы не оказались сами своевременно окружены гвардейской кавалерией Бессьера. Первую атаку двух эскадронов конных егерей подполковника Морлана и четырех эскадронов конных гренадер («больших сапожищ») бригадного генерала Орденера и князя Боргезе русская гвардейская пехота умело отразила из-за виноградников огнем и штыками. Но за ней тут же последовала вторая – двух эскадронов конных егерей, эскадрона конных гренадер и роты мамелюков капитана Делетре под началом императорского адъютанта генерала Раппа – отчаянного смельчака! Смертоносным вихрем налетели они на кружившихся в одном месте русских лейб-гусар и конногвардейцев, не успевших не только сгруппироваться, но и набрать скорость для встречной атаки. Правда, русская гвардейская пехота все же попыталась отразить их, взяв на штыки. Потери от этой резни холодным оружием с обеих сторон были немалые. Особенно сильно пострадали семеновцы, в чье каре смогли врубиться конные егеря с мамелюками. Семеновцев не опрокинули, но они сражались с врагом, уже будучи бесформенной толпой, что всегда чревато катастрофой, если не попытаться вывести часть из боя. А отход (отступление), как известно, самый сложный вид боя, когда очень многое зависит от умения и отваги выводимых из боя солдат и распорядительности-решительности их командиров.
Пешая гвардия русского царя, помятая и потрепанная, с огромным трудом прокладывала себе красными от крови, искривленными и поломанными штыками путь назад – к Рауссеницкому ручью. Ей сильно повезло, что в этот тяжелый момент с тыла к ней подошел второй эшелон гвардейских частей, поторопленных командующим цесаревичем Константином Павловичем. Первыми оказались пять эскадронов лучшего в русской армии элитного Кавалергардского полка – всего ок. 800 человек. Все они были в самой что ни на есть парадной форме (блестящих белых колетах, высоких черных касках с конскими гребнями) – им было приказано быть готовыми к высочайшему испекторскому смотру самого императора Александра I – и их командир князь Репнин не рассчитывал, что цвет русской кавалерии с марша пошлют в атаку.
…Между прочим, кавалергарды – «белая кость» офицерского корпуса российской армии – жила по своим неписаным законам. Так, в частности, для парадных обедов, посвященных юбилеям полка, заказывались такие экзотические блюда, как суп-пюре из цыплят перепелов, консоме «Принцес», парфе из ананасов, спаржа с пуншем, компот на шампанском и многие другие прочие изысканнейшие яства. Конный лейб-гвардеец не мог сидеть в театре далее седьмого ряда, посещать дешевые рестораны и многое другое, что хоть как-то могло задеть его честь наивысокоблагороднейшего офицера русской армии…
Только-только блестящие и сверкающие белизной колетов кавалергарды переправились через плотину у Валькмюлле, как перед ними на взмыленном коне возник сам великий князь Константин Павлович. На спасение окруженной гвардейской элиты – изнемогающих семеновцев, преображенцев и лейб-гусар с конногвардейцами – он бросил свой последний козырь: кавалергардов под командой князя Репнина и генерал-майора Депрерадовича 2-го (не путать с командиром семеновцев генерал-майором Депрерадовичем 1-м)! Посылая их на верную смерть, цесаревич лишь браво гаркнул: «Выручайте пехоту, господа!!!»
Этой короткой команды оказалось достаточным для того, чтобы сыновья российской знати на огромных конях поднялись из долины ручья, пришпорили своих скакунов и конной лавой галопом с могучим «Ура-а-ааа!!!» устремились на выручку своих «гвардейских братьев по оружию»! И тут неожиданно для себя они увидели всю катастрофичность сражения – семеновцев рубила и колола стена вражеской кавалерии, но никто не отвернул, не придержал коней! Первый по статусу конный полк русской кавалерии не имел на то права! Он только еще больше на ходу развернулся, чтобы охватить сражающихся по максимуму. Офицеры полка (петербургская дворянская элита) и рядовые солдаты (самые крупные рекруты) не ведали страха, но это был их первый бой, ставший для кое-кого… последним!
