…Кстати, кое-кто из историков не исключает, что скорее всего именно тогда, в Тарутине, Кутузов окончательно разработал стратегию дальнейшего ведения войны с Буонапартией. Наполеоновской стратегии абсолютной необходимости генерального сражения «старый северный лис» противопоставил иную стратегию, сочетавшую систему отдельных боев, растянутых в глубину маневров, активную оборону с последующим переходом в контрнаступление – единственно адекватный ответ в противоборстве с действительно великим французским полководцем. В то же время в отечественной литературе (особенно в приснопамятный советский период!) господствовало мнение, что корифей русского военного искусства Михайло Илларионович Кутузов-Голенищев гениально просчитал весь ход кампании еще до того, как… принял командование армией! Так бывает…
Действительно, в России разгоралась одобренная Кутузовым настоящая отечественная война, не признававшая никаких «правил». Со всех сторон французов теребили летучие кавалерийские отряды партизан: Ф. Ф. Винценгероде, подполковника князя И. М. Вадбольского, капитана А. С. Фигнера, поручика гвардии М. А. Фонвизина, полковника князя Н. Д. Кудашева, полковника И. Е. Ефремова и подполковника Д. В. Давыдова.
Никакие, пусть самые жестокие меры не могли положить конец этому «партизанскому» движению. Только в этой «малой» войне Великая армия потеряла не менее 30 тыс. (цифра все время «уточняется и уточняется») человек убитыми, ранеными и пленными! Все это, по сути дела, лишало Наполеона его резервов. Он пошел воевать со страной, не имея понятия ни о нравах, ни о характере ее жителей. Только в Москве Наполеон окончательно понял, что победа ускользнула из его рук…
Между тем в Тарутинском лагере, за которым издали наблюдал авангард наполеоновской армии в лице маршала Мюрата, но напасть на который французы не решались, Кутузову удалось значительно увеличить численность русской армии. Теперь она насчитывала ок. 120 тыс. человек при 622 орудиях: причем превосходство в коннице становилось у него подавляющим – почти в 3,5 раза! На носу была зима, грозившая по народным приметам быть суровой.
Французская армия, уставшая и деморализованная, становилась все менее боеспособной. За пять недель пребывания в Москве без боев почти 100-тысячная армия Наполеона потеряла тысячи солдат и офицеров больными, дезертирами и просто пропавшими без вести.
…Кстати сказать, ампутантов и сильно искалеченных солдат и офицеров Великой армии отправляли из Москвы в сторону Франции еще до того, как она покинула русскую столицу. Многие из них успели достигнуть относительно безопасных мест и со временем оказались госпитализированы в Германии. На 10 октября в больницах г. Москвы еще содержалось 2682 раненых военнослужащих Великой армии. Вскоре многие из них были эвакуированы в составе большого конвоя под началом генерала Нансути и благополучно достигли Вильно. В Москве осталось лишь 1000–1200 человек, не подлежавших транспортировке…
Приближающаяся встреча с главным русским полководцем… «Генералом Зимой» не сулила Великой армии ничего хорошего. Надежды французского императора на успешное заключение мира с «любезным другом» по Тильзиту растаяли как мартовский снег. Александр I – «этот грек времен поздней Римской империи – тонкий, фальшивый и ловкий» – решил продолжить войну с Наполеоном до победного конца. Тем более что теперь стало ясно: чаша весов все больше и больше склоняется в сторону русских. Угроза оказаться блокированным в разоренной и сгоревшей Москве заставляла Наполеона принять трудное решение: уйти из нее и отвести свою армию в Польшу. Покидать негостеприимную древнюю столицу русских победоносному Наполеону приходилось бесславно: «Какие ужасные, разрушительные войны последуют за моим первым отступлением».
…Между прочим, уйти из Москвы к Смоленску по прежнему пути – через уже разграбленные Можайск и Вязьму – значило для Наполеона признать провал всего похода на Москву. Оставался один выход – идти к Смоленску южным путем, через нетронутую войной Калугу…
Но пока французский император «судил да рядил», исполнявший обязанности начальника Главного штаба русской армии Л. Л. Беннигсен на основании казачьей разведки и сведений графа В. В. Орлова-Денисова предложил Кутузову внезапно атаковать 20-тысячный авангард Мюрата, стоявший в шести верстах от русского лагеря у деревни Виньково на реке Чернишне. Французы вели себя слишком беспечно: не выставили на опасном направлении дальнего охранения, не окружили себя засеками. Занявший место убитого при Бородине чернобородого удальца Монбрена, командир передового отряда генерал Себастиани, безусловно, был храбрецом, но разведкой он пренебрегал, предпочитая посиживать в кресле, читая стихи столь любимых им итальянских поэтов. Наполеон с главными силами был слишком далеко и вряд ли успел бы помочь своему маршалу.
Кутузов очень удобно – «по-стариковски» – «обустроился» в Тарутинском лагере и вовсе не жаждал рисковать в большом сражении, но он не мог не понимать, что своим бездействием раздражает и армию, и генералитет, и государя-императора. Пришлось «бросить кость» всем рвущимся в бой и дать приказ на наступательную операцию.
Глава 29
Тарутинский «звоночек» Бонапарту
План операции – обычно ее называют Тарутинской (во французской историографии – сражением под Винковым или на р. Чернишне) – разработал генерал-квартирмейстер К. Ф. Толь – один из главных любимцев Михаила Илларионовича. Его поддержал не только Беннигсен, но и П. П. Коновницын с К. Ф. Багговутом. Силы были выделены немалые. Известно немало версий произошедшего.
Одна из наиболее популярных вкратце такова. Следовало на рассвете выйти на исходные позиции и внезапно атаковать еще спящего противника большими отрядами генералов Милорадовича и Беннигсена. На плане все выглядело очень привлекательно, но на деле, как это часто бывает, дело сразу же не заладилось. Рассказывали, что одной из причин была… русская расхлябанность. Вечером перед атакой среди русских генералов была… пирушка, после которой наутро войсками некому было руководить. Разгневанному Кутузову пришлось перенести атаку на следующий день – на 6 октября.
…Кстати, по некоторым данным, одна из главных причин «переноса» атаки на врага лежит в амбициозном и строптивом начальнике штаба армии Алексее Петровиче Ермолове. У него не заладились отношения с генералом Петром Петровичем Коновницыным, которого Кутузов определил оформлять все распоряжения по армии. Именно Коновницын сообщил Ермолову, что на другой день назначена атака и что он вскоре получит диспозицию фельдмаршала для рассылки приказаний корпусным командирам. Коновницын просил Ермолова подождать полчаса, что ему самому вручится диспозиция по рассмотрении фельдмаршалом, к которому спешил Коновницын. Но Ермолов не захотел ждать, извиняясь приглашением, полученным им в тот день к генеральскому обеду, где были близкие ему по духу «братья по оружию» (Кикин, Депрерадович и др.), а не просто «коллеги по ремеслу», каким был для него Петр Петрович, способности которого его сильно не впечатляли. По отъезде Ермолова диспозиция была к нему послана с ординарцем Екатеринославского кирасирского полка поручиком Павловым. Но Ермолова он отыскать не смог: генералы удалились в соседнее поместье, чтобы им никто не помешал повеселиться всласть. Вернувшись в 9-м часу вечера в свою деревушку, Ермолов получил через ординарца Кутузова, офицера Кавалергардского полка, письменное приказание собрать к следующему утру всю армию для наступления против неприятеля. Ермолов спросил ординарца, почему это приказание доставлено ему так поздно, на что тот отозвался незнанием, где находился начальник Главного штаба. Ермолов прибыв в Леташевку, доложил князю, что по случаю позднего доставления приказания его светлости армию невозможно собрать в столь короткое время. Кутузов относился к Ермолову крайне настороженно. И не только из-за знания черт его независимого характера. У Ермолова были свои высокие связи при дворе (с великим князем Константином и А. А. Аракчеевым), он мог в любой момент по своей должности напрямую написать письмо Александру I. Поэтому Кутузов и на этот раз постарался «лишний раз не дразнить гусей» и закрыл глаза на вполне очевидное упущение и даже небрежное исполнение обязанностей со стороны Алексея Петровича. Адъютант Кутузова В. И. Левенштерн следующим образом оценивал отношение главнокомандующего Кутузова к Ермолову: «Фельдмаршал, умевший расстраивать интриги, знал двоедушие генерала Ермолова и ловко умел держать его в должных границах». Любопытно другое! Особо приближенный к Кутузову полковник Толь, зная о том, что диспозиция не дошла до войск вовремя, предвидел бурную реакцию своего патрона, уже переместившегося в Тарутинский лагерь, и предпочел «замаскироваться» в Леташевке…
