Ставка ВГК планировала одновременно и обороняться, и наступать. Это была серьезная ошибка, усугубляющаяся рядом других просчетов. Во-первых, неверно оценивался возможный план действий противника, прежде всего направление его главного удара. Считая, что германские войска будут вновь наступать на Москву, Ставка ВГК соответствующим образом определила расстановку сил, в том числе группировку стратегических резервов. Во-вторых, игнорировались возможные дезинформационные действия противника. В результате ложный план врага «Кремль», призванный прикрыть главную операцию, достиг своей цели. В-третьих, ошибочно оценивалось состояние своих войск и реально складывавшееся соотношение сил, так как считалось, что существенное превосходство над врагом уже достигнуто. Действительно, к 1 мая 1942 г. общая численность Советских Вооруженных Сил по сравнению с декабрем 1941 г. увеличилась на 2 млн. человек и составляла уже 11 млн. На вооружении Красной Армии имелось 83 тыс. орудий и минометов, более 10 тыс. танков и 11,3 тыс. боевых самолетов. Было сформировано 11 танковых корпусов. Стали создаваться две танковые армии, увеличилось количество артиллерийских частей. Но в составе действующих фронтов к весне находилось только 5,6 млн. человек, около 5 тыс. танков, 41 тыс. орудий и минометов, 4,2 тыс. боевых самолетов.
[353]
У противника к этому времени имелось 9 млн. солдат и офицеров, 82 тыс. орудий и минометов, около 7 тыс. танков, 10 тыс. боевых самолетов. Из них на Восточном фронте находилось 5,5 млн., а с учетом союзников – 6,5 млн. человек, 57 тыс. орудий и минометов, более 3 тыс. танков, 3,4 тыс. боевых самолетов
[354]
. Следовательно, противник имел превосходство в 1,1 раза в живой силе и в 1,4 в орудиях и минометах, а советские войска – в 1,6 раза в танках и в 1,2 раза в самолетах. Такое соотношение предопределило высокую напряженность предстоящей борьбы.
Г. К. Жуков, оценивая намерения Ставки ВГК и Генерального штаба, позднее писал: «В основном я был согласен с оперативно-стратегическими прогнозами Верховного, но не мог согласиться с ним в отношении количества намечаемых частных наступательных операций наших войск, считая, что они поглотят без особой пользы наши резервы и этим осложнится подготовка к генеральному наступлению…
[355]
» Настаивая на нанесении мощных ударов на Западном стратегическом направлении с целью разгрома ржевско-вяземской группировки противника силами Западного, Калининского и ближайших фронтов, Георгий Константинович рассчитывал, что «разгром противника на западном направлении должен был серьезно ослабить немецкие силы и принудить их отказаться от крупных наступательных операций, по крайней мере, на ближайшее время». И далее он признает: «Конечно, теперь, при ретроспективной оценке событий, этот вывод мне уже не кажется столь бесспорным, но в то время при отсутствии полных данных о противнике я был уверен в своей правоте
[356]
».
В мае 1942 г., практически в одно и то же время, развернулись ожесточенные сражения под Ленинградом и Демянском, в Крыму и под Харьковом. Войска Северо-Западного фронта, проводившие Демянскую операцию, не сумели добиться успеха, и в результате противник удерживал свои оборонительные позиции на этом направлении вплоть до весны 1943 г. На юге потерпел сокрушительное поражение Крымский фронт, в результате чего Крымский полуостров в начале июля был сдан противнику.
17 мая немецкие войска, пытаясь сорвать наступление на Харьков, нанесли мощные контрудары по правому крылу Южного фронта и вынудили его начать отход на север и северо-восток. За двое суток противник продвинулся на 50 км и вышел во фланг Юго-Западному фронту, угрожая его тылам. Генеральный штаб высказался за то, чтобы прекратить наступление на харьковском направлении и использовать главные силы фронта для ликвидации угрозы окружения. Несмотря на это, Сталин по-прежнему требовал от командования фронтом выполнения первоначальной задачи. В результате в окружение попали войска 6-й и 57-й армий. Это была очередная катастрофа в Красной Армии: Южный и Юго-Западный фронты потеряли свыше 270 тыс. человек, 775 танков, более 5 тыс. орудий и минометов.
[357]
Весь замысел Верховного Главнокомандования по развитию успеха зимней кампании провалился в короткие сроки. Войска потеряли ряд важных районов и плацдармов, а значительная часть резервов Ставки ВГК, предназначавшаяся для летнего наступления, была бездарно израсходована. Виноватыми, как всегда, оказались в основном те, кто выполнял приказы Ставки. За поражение Крымского фронта были смещены и понижены в должности и в звании командующий фронтом генерал-лейтенант Д. Т. Козлов, член военного совета дивизионный комиссар Ф. А. Шаманин, командующие 44-й и 47-й армиями генерал-майор С. И. Черняк и генерал-майор К. С. Колганов, командующий авиацией фронта генерал Б. М. Николаенко. Был снят с должности и направлен в распоряжение Генерального штаба начальник штаба фронта генерал-майор П. П. Вечный. На этот раз не избежал гнева своего главного покровителя и Л. З. Мехлис, которого сместили с поста заместителя наркома обороны и начальника Главного политического управления Красной Армии и понизили в звании до корпусного комиссара. Будучи представителем Ставки ВГК в Крыму, он стремился решать многие вопросы единолично, подменяя собой командование Крымского фронта. В поражении под Харьковом Сталин обвинил всех членов военного совета Юго-Западного направления и прежде всего – командующего маршала С. К. Тимошенко и секретаря ЦК КП(б) Украины Н. С. Хрущева.
А что же происходило все это время в полосе 16-й армии? К. К. Рокоссовский принял командование ее в тот момент, когда войска готовились к проведению частной наступательной операции. Они совместно с 61-й армией генерал-лейтенанта М. М. Попова должны были отвлечь внимание противника от подготовки наступления на правом крыле Западного фронта. Однако недостаток сил не позволил создать достаточно мощную группировку для прорыва вражеской обороны. Поэтому первоначальный успех советских войск развить не удалось. К тому же в ходе боя обнаружилось, что танковый корпус, имевшийся в составе армии, расположен слишком далеко и запаздывает со вступлением в бой. Главный маршал артиллерии Н. Н. Воронов, находившийся в то время в 16-й армии, вспоминал: «К нашему удивлению, увидели, что механизированные войска вовсе не готовы к немедленному вводу их в прорыв. Выяснилось, что повинен в этом начальник штаба армии. По своему усмотрению он дал указание, что мехвойска будут вводиться в прорыв лишь на второй день операции, как это было принято делать в мирное время на больших учениях и маневрах. Самовольство начштаба, его приверженность к шаблону во многом помешали 16-й армии полностью выполнить стоявшие перед ней задачи
[358]
».
