Ухоженные яблони вдали, между листьями мелькают красными боками яблоки. Сад не слишком велик, это хозяйство, как рассказывала Амелия, ее соседа Жермиделя.
Хозяйство намного более скромное, хотя горластее: издали услышал гоготание гусей, явно потомки тех, что Рим спасли, блеяние овец, кудахтанье, даже хрюканье.
Жермидель вышел на крыльцо, а в окне я увидел встревоженное лицо женщины.
— Ехал мимо... — сказал я дружелюбно. — Думаю, не напоить ли коня?
Он ответил с миролюбивой настороженностью:
— У нас хорошая вода. Чистая.
— Море близко...
— Нет, вода родниковая, морская не просачивается.
Я кивнул, вообще-то моему Зайчику всё равно, какую пить, но такие моменты не стоит так уж всем, я оглядел с высоты седла двор.
— Уютное у вас место... И хозяйство добротное. А кто у вас соседи?..
Жермидель посмотрел на меня внимательнее:
— Слева — госпожа Амелия, справа — Диодем... Нет, там сейчас пусто.
— Что случилось?
— Диодем продал свой участок господину Бриклайту. Сам он купил домик на другой стороне города.
— А Бриклайт? Тоже будет разводить свиней? — Он опасливо оглянулся, сказал, понизив голос:
— Господин Бриклайт уже купил участки всех, кто живет на побережье. Остались только наши с госпожой Амелией. Но я свой не продам! Я здесь всё поднял своими руками. Мне эта земля дороже любых денег.
Я посмотрел на него с сомнением.
— Бриклайт... Всё, что о нем я слышал, очень не нравится. Ты знаешь его хорошо?
Он поморщился:
— Кто его не знает...
— Вот-вот, — сказал я. — А ты у него в соседях. Мне кажется, что Бриклайту вообще опасно даже на глаза попадаться.
Он сказал так же уныло:
— Да я с ним не ссорюсь.
— Неважно, — сообщил я. — Если люди, для которых все воры и отребье, которое надо вешать... если они не ростовщики, торговцы или старейшины гильдий.
Он быстро взглянул на меня.
— Вы не упомянули, — произнес он с осторожностью, — владетельных баронов...
Я отмахнулся:
— Уже вижу, как их уважают. Ненавидят даже тех, кто ничем себя не запятнал. Только за то, что дворяне.
Он отвел взгляд, развел руками:
— Вообще-то это понятно. Мы всего добиваемся сами, а им всё падает от рождения. Это несправедливо. Вряд ли Господь этого хотел. Так что это понятно...
Откуда проникают эти идеи, мелькнуло у меня, с Юга? В Средневековье крестьяне полагали единственно правильным и справедливым миропорядок, когда есть монахи, рыцари и крестьяне. Всё-таки бароны хоть и не пачкают руки в земле, но именно они защищают землю от чужаков, они проливают кровь и гибнут за эту землю. А крестьяне обычно смотрят со своих полей на сражающихся баронов... И такое положение дел устраивает как крестьян, так и баронов.
— Бди, — сказал я. — Бриклайт, если он уже из ранней эпохи неразвитого капитализма, это еще та акула. Если ему нужен твой участок, он его возьмет.
Пес помчался вперед, Зайчик хотел было ринуться следом, я придержал, но Пес в таком красивом прыжке перемахнул высокий забор, что я отпустил повод.
Зайчик всхрапнул благодарно, мощно грянули копыта, меня вжало в седло, почти сразу ощутил невесомость, и копыта ударили в землю.
Деревья разбежались в стороны, дорожка неслась навстречу и самоотверженно бросалась под копыта, потом разом выпрыгнул особняк.
Он спешил к нам, мы спешили к нему. Из окна выглянула Амелия, лицо испуганное, но сразу просветлело.
Ганс и Фриц выбежали первыми, постеснялись подойти ближе, жадно рассматривали и меня, и коня, а Пес снисходительно лизнул каждого в нос.
Вечер наступил быстро, всё-таки в замке Дюренгарда я пробыл почти весь день, хотя поесть пригласили только раз, да еще воды напился у Жермиделя.
Амелия подала на стол, ужинали в молчании, только из-под стола доносился смачный хруст и довольное рычание. Я огляделся.
— А где Ганс, Фриц... милая Аделька?
— В своей комнате, — ответила она, пряча глаза. — Они так привыкли.
— Напрасно прячешь, — заметил я. — Дети должны привыкать кушать в обществе. А то будут чавкать и плямкать, как поросята...
Она улыбнулась мягко, но глаза всё так же отводила в сторону.
— Там у них свой детский мир. А здесь...
Она скорбно вздохнула. Похудевшее измученное лицо с большими трагическими глазами показалось похожим на изображения страдающей Девы Марии.
Я несколько раз порывался выйти в город, но чувство осторожности останавливало: не настолько безрассуден, чтобы и теперь, когда крепко насолил Бриклайтам и снова сорвал их штаны, свободно шататься по улицам, где любой из прохожих сунет под ребро нож. И пусть его даже повесят за такое злодеяние, мне-то как-то всё равно не по себе стать дохлым трупом мертвого человека, как говаривал честный служака унтер Пришибеев.
Хотя власти больше меня не тревожили, ибо нет улик, но по косвенным и власти, и горожане догадываются, что такую бойню в саду мог устроить только я. Хотя бы потому, что больше некому. А это понимают и Бриклайты...
Амелия то и дело попадалась на глаза: подойти не решалась, но дала понять, что стоит лишь свистнуть, в лепешку расшибется для моего блага или моих нужд.
Наконец я, пока она совсем не извелась, сказал мягко:
— Иди спать. Всё.
— Дети уже спят, — сообщила она торопливо.
— И ты ложись.
— А вы, ваша милость? — Я усмехнулся:
— Малость пободрствую.
Она спросила в нерешительности:
— Полагаете... могут напасть ночью? — Я ответил уклончиво:
— Это необязательно. Просто я всегда ложусь поздно. Сова.
— Что? — переспросила она удивленно.
— Сова, — сказал я, — так в моих... срединных королевствах называют тех, кто поздно ложится и поздно встает. В отличие от жаворонков.
Она застенчиво улыбнулась:
— Как скажете, ваша милость. Но если что понадобится, только крикните. Я сплю чутко.
— Спокойной ночи, — пожелал я.
Она ушла, я выждал после ее ухода пару минут и медленно двинулся по комнатам. Тучи закрыли луну, что очень кстати, для меня всё равно такая ночь всего лишь пасмурный день, даже самая глубокая для меня не тень, на этот раз я осматривал дом и окрестности совсем другим взглядом. Ее муж построил дом... осторожно. То ли у него к тому времени уже водились грешки, то ли просто человек очень осторожный, но сам дом — маленькая крепость, а подходы к нему расчищены, чтобы не подобраться незамеченным. Сейчас, правда, там густая трава и чертополох, но кустарника пока нет. Тем более деревьев, за которыми так легко прятаться.
