— Ты его заступишь для Вильда?
— Да. Или пущу рут. Чтобы с места не мог сдвинуться. А Вильд может насладиться медленным мщением. Так что давай быстренько беги за Вильдом...
— Я?
— А кто у нас самый шустрый? — Меккана показал на спящего:
— Когда нужно прятаться от драки, то самый шустрый — Дюпон.
Денифель криво улыбнулся:
— Верно.
Спящего растолкали пинками, мне он показался совсем тощим подростком. Вылили ему на голову холодной воды, кое-как объяснили, что должен сделать и что сказать, наконец тот проговорил ломающимся мальчишечьим голосом:
— Да всё запомнил... А где его искать?
— Он обычно гуляет с Барвистой, — объяснил Меккана. — Эта шлюха принимает в последнее время только его одного, Вильд взял ее на содержание.
Багровая фигурка поднялась из-за стола, я видел, как остановилась посреди комнаты в нерешительности.
— А он меня не прибьет... что побеспокою?
— Не прибьет, — сказал Денифель нетерпеливо. — Еще и денег сразу даст за такую новость! Думаю, прямо голым примчится сюда, только бы скорее отомстить...
Я выждал, когда багровая фигура выскользнула из дома, стараясь не хлопнуть дверью. Через пару минут мои настороженные уши уловили лошадиный всхрап, фырканье, лошади не в восторге, когда их будят среди ночи и седлают, а еще через пару минут послышался дробный конский топот.
Когда он удалился, я взял в одну руку молот, в другую — меч, сделал пару глубоких вздохов и хотел было подойти к двери, но вспомнил, что женщины в комнате нет, так чего я размилосердствовался?
Молот вылетел из ладони, как летающий слон. Грохот, дом тряхнуло от крыши до фундамента. Разлетелись щепки, с дверью разнесло половину стены, в дыру можно на конях по трое в ряд, а там в глубине четверо: кто покатился от ударной волны, кто вскочил и прижался к стене, только Денифель остался за столом.
Наши взгляды встретились, он заскрежетал зубами, не успевает ни со ступом, ни с рутом, торопливо выхватил из-за пазухи бутылочку и зубами выдернул пробку.
Из отверстия начал быстро-быстро выстреливаться зловещий дымок. Под самым потолком расплылся в облачко и начал так же стремительно принимать очертания огромной человеческой фигуры с лысой головой, с которой свисает клок наподобие фирменного оселедця запорожцев.
Я оцепенел, а холод смертельной опасности пронзил всё тело. Денифель зловеще оскалился:
— Что побелел, благородный? Вот теперь тебе и...
Я щелкнул пальцами, в комнате возник красный демон. Я сказал ему громко:
— Убьешь всех, кто шевельнется! Даже джинна...
А другой рукой метнул молот в Денифеля. Тот успел лишь открыть рот для вопля, тяжелая стальная болванка пробила грудь, разорвала, словно туда угодил разрывной снаряд. Стены забрызгало кусками красного мяса.
Молот не успел удариться о мою ладонь, как джинн оформился полностью, посмотрел на куски тела хозяина, потом на меня. Огромный рот искривился в жуткой ухмылке.
— Теперь я свободен?
— Полностью, — подтвердил я дрожащим голосом. — Я ведь вообще-то освободитель джиннов! Хожу вот и освобождаю, хожу и освобождаю...
— Спасибо, — ответил джинн. — Мы, джинны моря, помним добро. Я не стану тебя убивать...
— Вот спасибо, — сказал я саркастически, но с облегчением. — Кстати, меня зовут Ричард Длинные Руки. А тебя?
Он покачал огромной головой:
— Не скажу. Кто знает имя джинна, тот становится его хозяином. Прощай!
Он растаял в воздухе, и мой красный демон, не получая команд, растаял тоже. Я сказал громко:
— Эй, де Леже! Ты же благородный, а прячешься под столом, как какой-то... как какой-то простолюдин!
По ту сторону стола поднялся бледный как смерть де Леже, на лбу кровавая царапина. Руки дрожат, как и губы, как и весь он трясся как осиновый лист.
Я перевел взгляд на Суасса и Меккану, оба сидят оглушенные под стеной. Меккана пришел в себя первым, в глазах зажглась ярость. Он сунул руку за пазуху, но Суасс успел придержать, в его глазах тоже злость, но холодная и расчетливая, что гораздо хуже.
— Ну что, — сказал я, — доигрались, гады? Есть Божий Суд, наперсники разврата...
Из дальней комнатки приоткрылась дверь. Полураздетая женщина выглянула в испуге, охнула, дверь с треском захлопнулась. Я слышал, как загремел задвигаемый засов.
Я еще смотрел на дверь, как Меккана прямо из положения сидя ринулся на меня. Я отпрыгнул, отскочил за стол, только он и уцелел в комнате, и тут Суасс и даже трепещущий де Леже бросились на меня, выхватывая ножи.
Но я уже успел выдернуть из ножен меч. Он как бы сам по себе прочертил три косые линии, каждый раз слегка вздрагивая на полпути. В воздух взлетели отрубленные кисти рук, я отпрыгнул и еще несколько раз взмахнул мечом быстро-быстро, пока не стошнило или пока приступ милосердия не взял верх.
В комнате в лужах крови распластались тела, похожие на зарубленных баранов в одежде. Меня еще трясет, ну никак не могу сразу успокоиться, и потому голос мой прозвучал излишне резко:
— Всё кончилось! Вы можете открыть двери! — Из-за двери донесся плачущий голос:
— Не открою! Я вас боюсь...
— Вообще-то правильно, — крикнул я. — Я сейчас сам себя боюсь. Словом, отбываю по делам, служба. Вам советую тоже уйти... собрав всё ценное, что найдете. Сейчас прибудет тот мальчишка, а с ним наверняка Вильд с его бандой. Я не хочу с ними воевать, хотя мог бы. Не мое это дело. Пусть только оставят в покое госпожу Амелию, и всё будет в порядке. Передайте, что и у меня есть зубы.
Из-за двери донеслось:
— Да уж...
— Вот-вот, — согласился я. — Я даже могу ими пользоваться.
Глава 8
Зайчик бродил по двору и, разбивая копытами колоды, вытаскивал из них железные скобы, гвозди, подковы, о которые сосребывают грязь при входе на крыльцо.
— Молодец, — одобрил я. — На земле противника можно всё. Даже насиловать по нашему неотъемлемому общечеловеческому праву победителей. От победителя потомство лучше и крепче, а это выгодно эволюции... Так что, насилуя побежденных, мы совершенствуем род человеческий. Да и вообще... вся цивилизация совершенствуется через насилие, ты прав, прав...
Через полчала навстречу выбежала испуганная Амелия, но не сказала ни слова. Зайчик обнюхал ее, она перехватила повод, удивилась, что после быстрой скачки Зайчик ничуть не вспотел, водить по двору не требуется.
Я вздохнул, когда она повернула в мою сторону бледное лицо с трагически вздернутыми бровями.
— Что-то случилось?
Я красиво помахал рукой, словно полоскал ладонь в солнечном воздухе:
