Бриклайт смотрел на всех из-под приспущенных век. Лицо вроде бы неподвижное, но я улавливал, как проступает выражение жестокости и властолюбия. Уголки губ опустились, нижняя челюсть выдвинулась в надменной угрозе.
— Думаю, продаст, — проронил он. — Дело даже не в десяти или сотне золотых монет... Когда-то мы должны урвать то, чем раньше наслаждались только благородные.
Юрист спросил осторожно:
— Что?
— Власть, — отрезал Бриклайт.
— У вас власть денег, — напомнил юрист. — Вы можете купить всё, что хотите.
Бриклакт усмехнулся:
— Верно. Но я хочу, чтобы мне уступали дорогу не только потому, что я плачу... чтобы мне уступали дорогу! А просто потому, что идет самый богатый и могущественный человек в городе, который в силах любого согнуть в бараний рог. Чтобы боялись и опускали взгляды, чтобы кланялись даже незнакомые... страшась вызвать мой гнев.
Вильд хохотнул:
— Уже все так и делают! — Парнишка хмыкнув, напомнил:
— Все?
— Все, — отрезал Вильд, потом нахмурился, в глазах блеснул гнев. — Тегер, ты о чем? Об этом мелком рыцаришке? Он не стоит того, чтобы на него обращали внимание.
Тегер сказал насмешливо:
— В самом деле?
— В самом, — отрезал Вильд. — Это какая-то голытьба, у которого нет денег даже слугу нанять!.. Впервые вижу рыцаря без слуги и оруженосца. Всегда каждый окружен десятком челяди. А у этого ничего нет, кроме коня и собаки.
— Зато какого коня, — произнес Тегер мечтательно. — И какой собаки...
Юрист нервно задвигался:
— Предупреждаю, что если коня еще как-то и удастся... получить, то собаки обычно остаются верны хозяину.
Бриклайт снова подал голос, все тут же умолкли, а он проговорил медленно:
— Даже собачью верность удается сломить. — Вильд спросил, загораясь:
— Возьмемся и за него?
— Сперва закончим с вдовой, — ответил Бриклайт деловым тоном. — Нам нужна та земля. А с этим дураком потом.
— А если в самом деле начнет вмешиваться?.. С виду он прост, но с какой легкостью прошел к тебе в кабинет...
— Тогда и его, — ответил Бриклайт невозмутимо. — В конце концов, что эта муха может сделать? Весь город уже в наших руках...
Он положил на стол обе руки, полюбовался на ладони, сжал. Кулаки не ахти какие, такие руки чаще встретишь у шулера, а не у бойца, однако Бриклайт смотрел на них, как на сокровище, повертел из стороны в сторону. Я видел в его глазах наслаждение садиста: наконец-то заполучил власть, настоящую власть, теперь всем покажет, всем отмстит, всех нагнет, каждого заставит лизать...
Юрист болезненно улыбался, уж его-то заставляют здесь лизать первым, старался выглядеть незаметным, а четвертый сынок произнес мечтательно:
— Та земля — сокровище. Это же какие чудеса скрыты в ней? Эх, скорее бы добраться...
Вильд сказал убежденно:
— Доберемся. Уже, считай, добрались. А вдову сгоним.
— А если не сгоним, — договорил Тегер, улыбка была такой гаденькой, что у меня пальцы скрючило от жажды схватить его за глотку, — то повторим, повторим... Мне понравилось!
Вильд поморщился.
— Да что тебе та женщина... Будто нет помоложе и посвежее.
— Ничего не понимаешь, — ответил Тегер, глаза его затуманились. — Созревшая женщина дает наслаждения больше. Да еще когда противится, когда ее лупишь, лупишь, лупишь...
Дыхание его стало чаще, но опомнился, улыбнулся, расслабился в кресле. Вильд с неодобрением хмыкнул, он сам пускает в ход кулаки, чтобы проучить своих женщин, но бьет для послушания, а не для забавы.
— В той земле сокровище, — согласился он с отцом, — я обещаю, отец, что завтра же получу от нее все бумаги на продажу земли.
Тегер гаденько ухмыльнулся.
— А я получу сегодня... ночью. — Вильд хмыкнул:
— Не дури.
— Какая дурь? — ответил тот с надменностью. — Или кто-то в городе может меня остановить?
Бриклайт смотрел на сыновей, откинувшись в кресле. Тяжелые веки наползли на выпуклые глаза, как у старой дряхлой ящерицы, но через узкую щелочку наблюдал за ними с отеческой заботой матерого волка, который смотрит, как его волчата рвут жалко блеющего ягненка.
— Присматривайте за этим, — проговорил он, — как его... Ричардом. Похоже, это из тех идиотов, что прут, как быки, не видя изгороди.
— Остановим, — сказал Вильд угрюмо.
— И рога собьем, — хохотнул Тегер. Смешок его мне показался самым мерзким из тех, что когда-либо слышал. — Это мы сделаем...
— А хвост узлом завяжем, — добавил Вильд. — Он еще нас вспомнит. Хорошо, отец, если ты не против, я сейчас же дам кое-какие распоряжения насчет этого... Ричарда. Денифель со своими людьми не справился, я зря тогда мчался, загоняя коня, но теперь я сам возьмусь. И объявлю награду. Просто пущу слух, что всякий, кто убьет этого рыцаря, получит награду...
Юрист сказал нервно:
— Это чревато! Городской совет будет против убийства.
Вильд отмахнулся:
— Я сам юрист. Разве я сказал, что объявлю, а не пущу слух? Кстати, Тегер тоже прав...
— В чем?
— Стоит снова навестить ту несговорчивую сучку. И повторить еще разок. Да так, чтобы все кости переломать! Ну, пусть не ломать, но так, чтобы запомнила лучше. А то, кто знает, вдруг прошлый раз ей даже понравилось?
Они захихикали, я тихонько отступил, дождался, когда Вильд поднялся и пошел к двери, выскользнул за ним следом. Он удалился, тяжело и нарочито громко топая, чтобы казаться сильным и страшным, я постоял в коридоре, прикидывая, что же делать дальше.
Стены тускло блестят, панели из дерева покрыты темным лаком. Под ногами тоже дерево: пол из толстых широких досок, из таких делают ворота в замках, разве что еще и укрепляют железными пластинами.
Здесь пластин нет, но впереди проступила зловеще-черная полоса, похожая на тень. Я огляделся, понятно, еще одна ловушка для чужаков, осторожно переступил, даже не ощутив холода. Возможно, это не ловушка, а только сигнализация.
Один часовой с копьем в руках бродит по всему длинному коридору. Из всех дверей одна показалась слишком массивной, начал присматриваться к ней, а когда часовой пошел от нее, я отворил и, юркнув вовнутрь, быстро закрыл за собой, стараясь, чтобы не звякнуло. Сердце колотится, кровь стучит в виски.
Комната огромная, вытянутая, заставленная оружием так плотно, что осталась только дорожка посредине. Да и то надо перешагивать через охапки мечей, кинжалов, топоров. По всем углам стоят снопы связанных в пучки копий. Острия блестят, древки из хорошего дерева, в каждом пучке двадцать-тридцать штук. На столах блестят, как груды селедки, мечи разной длины, стены настолько густо увешаны наползающими друг на друга щитами, что выглядят покрытыми чудовищной чешуей, будто бока гигантских рыб. Подход к дальней стене перекрыт завалами из рыцарских доспехов прекрасной работы.
