— Предлагаю помощь, — ответил я.
Он всмотрелся внимательнее, поколебался, но кивком указал на кресло по эту сторону стола.
— Присядьте... и объясните. Я не совсем понял. Даже не уверен, что вы не ошиблись адресом.
Я опустился в кресло, похвалил себя за то, что не сел сам, как делают дворяне в присутствии простых ремесленников, это мне в строку, улыбнулся как можно дружелюбнее.
— Когда весь город превращается в кабак и бордель, то как бы ни весело было в нем жить... какое-то время, но мы с вами знаем, что производство заглохнет.
Он переспросил:
— Что вы имеете в виду?
— Любое заглохнет, — пояснил я. — И производство тканей, и кож, и доспехов, и вообще всего. Легче, как я уже слышал, оставить тяжелую работу кузнеца или оружейника и стоять вышибалой на дверях борделя. Но это, как я понимаю, не в ваших интересах?
Он смотрел всё еще настороженно, в глазах мелькнуло сомнение, а затем вспыхнул огонек недоверия.
— А вам-то что? Простите, я не верю в святую бескорыстность...
— Но она всё-таки есть, — ответил я. — Хотя, вы правы, ее лучше не принимать во внимание. Тогда предположим, что я по ряду экономических причин очень заинтересован... и мой сеньор заинтересован... простите, не могу назвать его имя, чтобы город развивался за счет производства. Скажем так, королю очень нужно, чтобы городские цеха выдавали всё больше тканей, кож, доспехов, оружия, чтобы строились корабли, добывались медь и железо...
Он слушал внимательнее, лицо оставалось настороженным.
— Почему я должен вам верить? — Я развел руками:
— Моя миссия тайная, я ничем не могу подтвердить свои полномочия. И даже если меня припрут к стене, я скажу, что перелез к вам в дом, потому что здесь живет одна такая смазливая вертихвосточка... ах, не живет? Ну это я спьяну попутал!.. Но разве вам не кажется, что я прав?
Мастер Пауэр сказал несколько раздраженно:
— Не в этом дело. Чем вы можете помочь? — Я развел руками:
— Вы должны сами. А уж если не сумеете и всё здесь прогниет окончательно, то этот город придется вообще стереть с лица земли вместе с горожанами, как Содом и Гоморру. А потом выстроить новый.
Он спросил в упор:
— Разве король не получает сейчас от города в свою казну даже больше, чем получал раньше?
— Получает, — согласился я, на ходу извернулся и продолжал: — Но не за счет ли того, что соседние города начали платить меньше? Король у нас — занятой человек, вы знаете, но у него умные советники. Во-первых, они обратили внимание, что так долго продолжаться не может: любой мыльный пузырь лопается. Во-вторых, казна получает только деньги от налога, но перестала получать ткани, кожу, доспехи... Это чревато. Моя миссия в том, чтобы заверить вас в понимании вашей позиции...
Он заметно побледнел, слегка отшатнулся:
— Какой позиции?
Ого, мелькнула мысль, я попал в самое яблочко. Не сводя с него взгляда, продолжил замороженным голосом:
— Мы считаем вас умными людьми, потому позиция у вас может быть только одна. Заверяю, что король относится к ней с пониманием. И полностью поддерживает. Хотя и... неофициально, так как Его Величество подтвердил свой указ о вольности городов.
Мастер Пауэр напряженно размышлял, наконец поднялся, сухой и с прямой спиной, словно дворянин. Голос его прозвучал ровно и без интонаций:
— Я не совсем понял, о чем вы говорили. Заверяю вас, в этом доме нет никакой смазливой вертихвостки. Мне жаль, что вы затратили такие усилия, перелезая через забор...
Я тоже поднялся, веселый и беспечный, как всякий загулявший дворянин.
— Не берите в голову! Это я виноват, вино ударило в голову, не рассмотрел номер дома... Простите и... прощайте.
— Счастливой дороги, — ответил он сухо. Уже удвери я хлопнул себя по лбу, повернулся.
— Всё забываю спросить, а как решаете проблему гастарбайтеров? В смысле, троллей? Как я понял, в городе их используют на черных работах... Это решает какие-то проблемы, верно?
— Не так уж и много, — ответил он осторожно.
— Почему?
— А вы как думаете?
Явно прощупывает, вопрос непрост, я ответил, как и должен бы ответить:
— Если тролли заняты на тяжелой и простой работе, то люди высвобождаются для квалифицированной! И даже высококвалифицированной. Разве не так?
Он проговорил бесстрастно:
— Это раньше люди использовались на квалифицированной, теперь и они идут на ту, что могут выполнять тролли: вышибал, сторожей. Скажу больше: назревал конфликт, но Бриклайт нашел простой выход: теперь кузнец пристраивает своего тролля-молотобойца в вышибалы, а сам живет припеваючи на его жалованье. То же самое у бывших кожевников, оружейников, бронников...
— Ого, — сказал я, — надо бы подсказать троллям насчет профсоюза.
— А что это?
— Чума, — ответил я откровенно. — Тормоз прогресса. Но кто его придумал: Бог или Сатана — сказать не могу.
— Почему? Запрет?
— Просто не знаю, — признался я. Он посмотрел с сомнением.
— Как можно не отличить деяние Врага рода Человеческого от созданного Творцом?
— Да вот так, — вздохнул я. — То ли сближение произошло, то ли обилие информации... то ли мы сами потеряли в жизни ориентиры. Не знаю. Но у нас часто говорят, что мир катится в тартарары.
Он вздохнул:
— У нас тоже так говорят. Всё чаще.
— Тогда не всё потеряно, — ответил я. — Раз уже тысячу лет такое бубнят, то и еще тысчонку-другую почешут языками.
Меня проводили через ту же боковую дверь, я шел медленно, вслушивался во все шорохи и запахи, а когда переступил через порог калитки, постоял неподвижный, как барельеф, задействовав все виды зрения.
Через переулок плывут шероховато-цветные струи кисло-бугристого цвета, с этими понятно, вот еще густые потоки остро-соленого аромата пота, ничего угрожающего, и в то же время чувствуется некий привкус опасности...
Я повертел головой, ничего не выявил, надо идти, двинулся вдоль стены, всё-таки укрытие, и вскоре услышал за спиной шаги. На всякий случай свернул на цыпочках в совершенно темный переулок, но тот, кто шел за мной, свернул тоже так уверенно, будто видит меня отчетливо. Я напрягся, чувствуется некая странность, только не могу врубиться, в чем же... молча ругнулся: шаги! Люди так не ходят.
Через два дома еще один поворот, я свернул, тряхнул головой, что-то всё труднее мгновенно переходить на тепловое зрение, надо поупражняться, а когда оглянулся, в десяти шагах за мной топает слабо светящееся пятно, но не красное или багровое, а слегка розовое.
Я попытался сообразить, что это, силуэт человеческий, должен бы гореть красным или багровым, но эта розовость ни в одни ворота... Сообразил запоздало, что выдам себя, если буду рассматривать, перевел взгляд в сторону, тупо посмотрел во все стороны, будто только сейчас услышал шаги и пытаюсь понять, не почудилось ли.
