Я позволил ему встать, но, когда он шел к массивному шкафу с запертыми на замок дверцами, я держался сзади и чуть сбоку, а острие ножа приставил к его левому боку, чтобы при рывке вверх сразу рассекло сердце. Бриклайт всё понимал, двигался осторожно, резких движений не делал.
Когда открыл шкаф, больше похожий размерами на гардероб для верхней одежды, там в самом деле бумаги и письменные принадлежности, но так же длинный узкий кинжал, небольшой арбалет со взведенной тетивой и железной стрелой в ложбинке и ярко-красный шарик, что пульсирует, как живое сердце.
Лезвие моего ножа пропороло его одежду и слегка погрузилось в плоть.
— Замри, — велел я. — А теперь... очень-очень медленно... бери бумаги и чернильницу... одно резкое движение, и нож пропорет сердце раньше, чем что-то схватишь.
Он застыл, я чувствовал, как жизнь уходит из него, до этого только прикидывался сломленным, а сейчас сокрушен и раздавлен, руки дрожат. Я напрягся, готовый резко дернуть рукой с ножом вверх, и Бриклайт, тоже это ощутив, замедленными движениями взял бумаги, чернильницу с пером и повернулся ко мне.
Глаза с ненавистью обшаривали мое лицо.
— Ты...ты знал?
— Не знал, — ответил я любезно, — но люди моей профессии должны быть готовы ко всему.
— А какая у тебя профессия?
— Самая трудная, — сообщил я.
— Это какая же?
— Если отвечу, — сказал я, — то должен буду сразу же тебя убить. Согласен?
— Н-нет...
— Тогда не задавай лишних вопросов.
Он медленно шел к столу, даже слишком медленно, шкаф теперь далеко, а взять ничего не успел, я следил внимательно. Дрожащей рукой нащупал спинку кресла, сдвинул зачем-то к краю, я внимательно смотрел, как он садится, раскладывает бумаги.
Он поднял взгляд на меня, прошептал:
— Это долго... Садитесь пока.
— Спасибо, — ответил я любезно, но по его взгляду понятно, что я должен сесть вот на этот стул, потому я садиться не стал вообще, а продолжал держаться за его спиной.
— Хитрить не советую, — сказал я. — Я всё еще зол. И хотя сейчас держу себя в руках, но легко могу сорваться.
Он прошептал:
— Я ничего такого...
— Вот и хорошо, — сказал я. — Меня трудно убрать, не так ли? А я достать могу любого. Так не играй со мной больше. Я не всегда играю... по чужим правилам. По правде говоря, я всегда играю только по своим.
Он взял перо из чернильницы, из груди вырвался тяжелый вздох, плечи поникли. Но прежде чем начать писать, он вновь кивнул на стул, приглашаясь сесть, писать придется долго. Ага, щас сяду. И стул не совсем там стоит, да и только дурак у противника сядет туда, куда ему предлагают сесть. У стула могут быть подпилены ножки, сиденье можно вымазать клеем, так что сядешь и не заметишь, что прилип, а со стулом на заднице сражаться непросто, особенно если высокая спинка не даст разогнуться.
Я взял стул из ряда у стены, принес к столу и сел сбоку. Бриклайт смотрел ровно и вроде бы бесстрастно, но я видел, как в его взгляде метнулось злое разочарование.
А я, весь превратившись в слух, просматривал стены в том зрении, что отличает змею от человека, голова закружилась только на миг, сразу рассмотрел пару потайных ходов, а также скрытую в стене крохотную комнатку, вход прикрыт огромным гобеленом.
С треском распахнулась дверь, в кабинет влетел, спотыкаясь, заброшенный могучим пинком, мелкий серый человечек. Я узнал юриста, Торкилстон ухмыльнулся вдогонку и захлопнул за собой с той стороны.
— Вот кстати, — сказал я юристу. — Спасибо, что зашли. Садитесь, ваша подпись тоже понадобится.
Он торопливо сел, подвигал белой шеей, я заметил отпечаток пальцев Торкилстона, на меня смотрит в панике.
Я указал на пишущего Бриклайта, а сам на всякий случай как бы невзначай ногой придвинул тяжелое кресло к тому месту, куда ведет тайный ход. Бриклайт, понятно, при мне туда не ускользнет, но не стоит, чтобы кто-то выпрыгнул оттуда. Ход замаскирован лучше некуда: стены поверх камня отделаны дорогим деревом, так что всякий видит только блестящую, покрытую лаком поверхность дерева..Таким ходом можно воспользоваться только один раз, потом проломленные тонкие дощечки нужно заменять новыми...
Бриклайт зыркнул в мою сторону, я показал зубы в предостерегающей усмешке. Чуть было не сказал, что вижу этот ход, как и его, насквозь, но промолчал: козырные карты держать лучше всего поближе к груди.
Он писал медленно, рука дрожит, я присматривался внимательно, предупредил:
— Все заранее предусмотренные трюки с условленными знаками... не сработают.
Он поднял голову. Юрист насторожился, спросил испуганно, но с заинтересованностью:
— Какими... знаками?
— Ну там запятая не в том месте, — объяснил я любезно, — или две подряд, вроде бы рука дрогнула... да много можно предусмотреть и договориться, чтобы власти знали, что документ составлен под давлением.
Он смотрел на меня вытаращенными глазами, челюсть отвисла, а во взгляде Бриклайта проступило уважение, смешанное с прежней ненавистью.
Юрист задвигался, сказал нервно и в то же время с намеком:
— Если вы знаете настолько больше нас... почему не с нами?
Я молча выждал, пока Бриклайт ставил росчерк, громко крикнул:
— Сэр Торкилстон!.. Зайдите, пожалуйста...
Дверь распахнулась, Торкилстон с обнаженным мечом вырос в дверном проеме. За его спиной в коридоре тускло блестят доспехи рослых мужчин с оружием.
— Да, сэр Ричард!
— И захватите еще двух, — попросил я. — Как я и говорил, грамотных. Нужны свидетели сделки.
В кабинет с опаской вошли двое городских стражей. Они робели, еще когда заходили в дом-дворец, а здесь вовсе потеряли дар речи.
Я пригласил всех троих к столу, они внимательно прочли документ и поставили свои корявые подписи, что всё состоялось в их присутствии и они свидетельствуют о свершившейся купле-продаже.
Последним подписался юрист, бледный и подавленный, он больше посматривал на обнаженные мечи стражей, чем на бумагу.
Я внимательно прочел заверенный акт передачи имущества, Торкилстон так и не вложил меч в ножны, зашел к Бриклайту со спины, грозно сопит над головой, посматривает грозно на юриста и зверски шевелит усами. Стражи застыли как изваяния, Бриклайт и юрист съежились обреченно.
— Всё в порядке, — сказал я наконец. — Советую долго не задерживаться. Не только в этом доме, но и в городе.
Торкилстон добавил хмуро:
— Это в ваших интересах. А то мы все стали такими подозрительными... Сами себя пугаемся.
Глава 5
Мы обедали в таверне дядюшки Крокуса, прислуживал сам хозяин, весь само почтение и предупредительность, слуги выныривали из кухни, чтобы пугливо поглазеть издали на новую власть. Блюда сменялись с такой частотой, словно принимали королей, но Торкилстон каким-то чудом успевал, да и я, набегавшись, чувствовал теперь постоянный голод.
