— Поворачивай налево.
Янка не сбавляя скорости ловко вывернула руль… И тут обочина сиганула прямо на меня, и навстречу понеслись сочные осоковые заросли и валуны, а впереди неотвратимо замаячила плита…
И вот теперь я присела на один из валунов, тот, что побольше, и думала, что лучше — сразу вызывать «эвакуатор» или сначала помучиться самим… Подумав и прикинув, решила, как говорил герой культового советского боевика, лучше помучиться. Уселась за руль, оглянулась на детей — спят и, приказав Янке толкать машину изо всех сил, дала по газам.
Наверное, это было зрелище, достойное кисти самого Ильи Ефимовича Репина и по силе воздействия не уступавшее его «Бурлакам на Волге», потому что уже через пару минут у обочины остановился «КамАЗ». Из него вылез решительно настроенный восточный мужчина и первым делом спросил, есть ли у нас буксировочный трос. Может, он, конечно, и был, этот трос, но сказать наверняка оказалось затруднительно. В багажнике, где его стоило поискать, битком еды, да и к тому же оттуда невыносимо несло растворителем. Да что и говорить: это была не самая удачная идея — купить растворитель в стеклянной посуде…
Но наш спасатель заявил, что нет троса — и не надо, это ерунда, мы сейчас как следует толкнем тачку, она сама и выскочит на обочину. Давай, тетка, жми на газ… И я принялась жать. Мотор ревел, резина горела, Алиска и Бориска спали. И только когда автомобиль, как дрессированная лошадь, практически встал на два задних колеса, рискуя каждую секунду опрокинуться на крышу, я воспротивилась такому способу спасения.
— Любезный, давайте хотя бы детей из салона вытащим… — взмолилась я, глядя в перекошенное от натуги и азарта лицо добровольного помощника.
— А что им будэт-то? — удивился он и снова велел сдать назад для разгона.
Все-таки он существует — Господь Бог. Иначе откуда бы на дороге взялись еще три машины с добровольными спасателями? К счастью, они были настроены не так решительно, как первый, только поэтому нам и удалось избежать верной гибели.
Новые помощники авторитетно заметили, что без буксировочного троса тут делать нечего. Первый помощник обиделся на их слова и уехал. А нам пришлось открывать багажник и в кромешной темноте выгружать на траву залитые растворителем пакеты с продуктами.
Хорошо хоть догадались уложить все в большие белые мешки с красно-зеленой птичкой, а то представляю, каково бы нам пришлось с мелкими прозрачными пакетиками, в которые толком ничего не положишь. Лично у меня они вызывают только смех… Осколки от бутылочек, чтобы не обрезаться и не сильно испачкаться, мы подцепляли страничками журнала «Эгоист» и аккуратно складывали в запасной, купленный про запас большой «Ашановский» пакет, с тем чтобы выкинуть его на ближайшей свалке. Наконец, насмерть провоняв растворителем, добрались до оранжевого троса. Гладкого, длинного и без единой металлической детали.
— Там крючок еще должен быть, — уверенно сказал высокий парень из «Нивы».
Вполне допускаю, что это так, но лично у нас крючка не было. Мы перерыли все инструменты, перетрясли запаску — вдруг туда завалился? И даже пошарили в аптечке, но все напрасно. Не было никакого крючка, и все тут. Тогда команда спасателей, посовещавшись, решила идти другим путем. Нам велели быстренько забрасывать все обратно в багажник, и каждый отправился рыться у себя в закромах.
Буксировочный трос обнаружился у внедорожника «Тойоты», а подтолкнуть как следует нашу несчастную машинку помогли четыре отзывчивых узбека из «девятки» и высокий парень из «Нивы» с белорусскими номерами. Так совместными усилиями, при помощи интернационального коллектива две глупые бабы и парочка спящих детей снова оказались на ночном шоссе. На пути к даче. А может, это был знак, что надо повернуть назад и не мешкая вернуться домой, в Москву? Но мы не повернули…
Потом нормальная дорога закончилась, и пошел асфальт, испещренный аккуратными ровными дырками, как будто по нему палили шрапнелью. Или специально вырубали эти дыры коловоротами для бурения лунок во время подледного лова рыбы. Больно ударяясь головой о крышу и сдержанно ругаясь вполголоса, чтобы не разбудить детей, миновали и этот отрезок пути. Свернули на проселок и, царапая бока машины буйными ветками кустарника, подъехали к дачному поселку. Оставался еще один этап нашего «Кэмил-трофи» — виртуозная езда по узенькой дорожке между палисадниками. И это, напомню, в непроглядной тьме. Рискуя каждую секунду зацепить бампером чей-нибудь забор, я подъехала к нашему участку и наконец-то вздохнула с облегчением. Слава тебе, господи, кажется, доехали!
* * *
Яркий луч солнца пробивался сквозь занавеску и щекотал нос. Я чихнула и проснулась окончательно. Откуда-то поблизости, ну просто совсем рядом, раздавался низкий женский голос:
— Володенька, мальчик, надень тапки и подойди ко мне… Вот послушай. «Издалека льется тоска скрипки осенней. И не дыша стынет душа в оцепененьи…» Красиво, правда? Это Поль Верлен.
Я улыбнулась и поднялась с кровати. Ну конечно же, это Виолетта Петровна! Ее дом примыкает к нашему, и нам слышно все, что происходит на их участке. Насколько я помнила, Виолетта — филолог, знает и любит поэзию. Помнила я и сына ее Женьку, стеснительного молодого человека. Значит, за это время Женька успел обзавестись семьей и привез Виолетте на лето своего отпрыска.
— Вадь, а большой у Виолетты внук? — облачаясь в шорты и майку, спросила я.
— Лет шесть, — распутывая леску удочки, ответил любимый.
Я прикрикнула на малышей, велев им идти умываться, и, прихватив зубную щетку, вышла на крыльцо. Вид с террасы и в самом деле открывался сказочный. Прямо за забором переливалась в утренних лучах солнца Волга, за ней ажурным кружевом чернел лес, а перед ним, на зеленом пригорке, стояли крохотные чистые домики, прям как игрушечные.
В этот миг я пожалела, что столько лет сюда не наведывалась и вся эта сказочная красота проходила мимо меня, но потом перевела взгляд на добротный каменный дом, и мне, как и много лет назад, снова стало не по себе. Сразу вспомнился тот страшный вечер и Люська-покойница, сидящая в плетеном кресле с открытым ртом, стеклянными глазами и шампуром под лопаткой.
Людмила Володина, или Люська, как ее в приватных беседах называли соседи, имела характер легкий и веселый. Она работала стюардессой на международных авиалиниях и умела чудесно улыбаться и радушно принимать гостей. Галка из дома напротив говорила, что это профессиональная привычка, хотя я думаю — Людмила просто была душевной теткой. А муж ее Сережа вообще золотой мужик. Добрый, безотказный, хотя на вид настоящий Иван Поддубный. Высоченный такой, квадратный. Да и профессия у него суровая и не склонная к сантиментам. Он работает мануальным терапевтом при тяжелоатлетическом клубе «Гладиатор». Штангистам помогает, когда надо — кости правит. Вернее, правил, пока его не посадили за убийство жены…
Так вот. Наш дачный поселок никогда не отличался снобизмом и пафосом. Да и сравнительно небольшие наделы земли — всего по шесть соток — не предполагают камерной обособленности. Ведь видно и слышно, что происходит на соседнем участке, почти так же, как на своем. Вот все и стараются жить дружно, и каждый может обратиться к соседу с просьбой или зайти просто так, по-соседски, на чашку чая.
