Мгновение я лежал, разглядывая землю перед своим носом. Я запомнил ее, эту землю. Прелые травинки, песок, кусочки коры, муравьи тащат украденные где-то кусочки сахара, у каждого по кусочку за спиной, улитка по стебельку, мой сорвавшийся с ошейника серебряный медальон в виде доллара… Затем меня легко выдернули с земли и перевернули на спину. Как щенка.
Надо мной стояла Роза. На ее руку была намотана длинная стальная удавка, такими отлавливают бродячих собак. Роза смотрела на меня и шевелила ноздрями. Глаза у нее изменились, зрачки превратились в две больших черных дыры, с черными же набухшими сосудами по белкам.
Роза поставила мне на горло ногу и придавила. С виду весу в ней совсем немного, от силы килограммов тридцать пять, да и тех, наверное, не было. Мне же показалось, что на шею мне наступил по крайней мере слон. Но шея у меня мощная, шея выдержала. К тому же мне удалось вильнуть вправо, и нога Розы соскользнула, я вывернулся и попытался вскочить на ноги. Роза молча прижала меня к земле.
Со стороны это, наверное, выглядело весьма комично – щуплая девчонка одной рукой вжимает в землю здоровенного черного пса. Но мне было не до смеха, ее пальцы, как железной перчаткой, сжимали загривок, а удавка все глубже впивалась в шею. Все это происходило в полной тишине, я даже слышал, как, собирая обед, гремит посудой Селедка. Перед глазами поплыли серые круги, и на несколько мгновений я выключился.
Потом сознание вернулось, и я обнаружил, что мои ноги болтаются в воздухе, а удавка впилась в горло еще сильнее. Я висел и медленно поворачивался по часовой стрелке. Роза перекинула конец троса через толстый яблоневый сук и повесила меня на дереве.
Я захрипел и задергался. Это было не очень больно – на собачьей шее не так много нервных окончаний, чтобы возникла серьезная боль, ведь шея в любой собачьей драке – самое кусаемое место, а значит, болевая ее чувствительность невелика. Благодаря толстой шее собаки моей породы, даже будучи подвешенными, не умирают долго. А если и умирают, то не от удушья, а от инфаркта, от остановки сердца.
Я стал захлебываться в слюне. Роза стояла рядом со мной и наблюдала. На ее лице не было абсолютно никакого выражения, равнодушное и пустое. Только глаза горели глубоким черным огнем, да язык то и дело выскакивал из-за сомкнутых губ и тут же прятался обратно. Как у змеи.
Сейчас мне легко обо всем этом рассказывать. Сейчас мне тоже угрожает смерть, но я ее совсем не боюсь. Я сделал все, что должен был сделать, я спокоен.
С другой стороны, мне и страшно было. Даже не страшно как-то, а безнадежно. Мной овладело безразличие, я смотрел на все происходящее как бы со стороны, точно это не я висел, задыхаясь, на проволоке, а совершенно посторонняя собака. Я знал, что в доме никого нет, и не надеялся, что меня кто-то спасет. Обидно было, что все кончилось так бессмысленно, что я так и не успел…
Мысли мои начали сбиваться, я почувствовал, как начинают расслабляться мышцы, как постепенно немеют конечности, как сердце, до этого колотившееся в бешеном ритме, начинает замедляться…
Роза шагнула ко мне, обняла меня своими подвижными твердыми руками и повисла вместе со мной. Пальцы впились под ребра, удавка разрезала кожу.
Я потерял сознание.
И тогда я увидел.
Я увидел цвет. Животные ведь не видят в цвете. Лишь обезьяны, да и то не все, различают несколько цветов. Собаки нет. Мой обычный мир – черно-бел, как шахматная доска. Я знаю, какого цвета предметы, но никогда этот цвет не вижу. Так, например, я знаю, что трава зеленая, но что такое «зеленая» и как это выглядит, я сказать не могу. А тогда в голове моей что-то лопнуло, зеленая краска разлилась неудержимым морем, и я увидел их.
Поля, богатые дичью, плыли перед моими глазами. Зеленые, коричневые, золотистые, небо было голубое, а оранжевое солнце заливало все это нестерпимо ярким цветом. Мне захотелось ступить на эту яркую сочную зелень, и я уже сделал первый шаг…
В моей голове что-то лопнуло во второй раз, и я очнулся. Я лежал под яблоней. На шее болтался обрывок удавки. Каким-то чудом стальная проволока лопнула, и я свалился на землю.
Рядом со мной стояла Роза. Мир был привычно однотонен и сер.
Я встал и попятился назад. Роза присела, вытянула руки и собралась прыгнуть на меня. В голове поплыл туман – это красное прилило к голове, я плохо соображал, но понял, что единственный шанс мне спастись – бежать.
И я побежал.
Я никогда так не бегал. Я несся, удирал, драпал со всех ног. Она почти не отставала, это было слышно по запаху. Оглядываться я почти не успевал, а когда мне удавалось это сделать, я видел, что Роза бежала не как человек. Она двигалась на четвереньках, скачками, как большая зубастая лягушка. Каждый такой скачок в несколько моих шагов. Мои ноги были как ватные, и Роза меня постепенно настигала.
Спасло меня то, что до ворот я добежал первым. Я поднырнул под решетку ворот, перекатился и вскочил на ноги.
Роза повисла на решетке с другой стороны. Она держалась за прутья двумя руками, и пальцы ее шевелились, как белые черви. Роза закрыла рот. По подбородку у нее текла тоненькая коричневая струйка.
Преследовать меня по улице Роза не решилась.
Я добрался до озера. Здесь в воздухе летал миллион разных запахов, и Роза, даже если бы захотела, не смогла бы меня найти. Оставалось найти тихое местечко и передохнуть. Лучше всего для этого подходили ржавые морские контейнеры, сваленные на портовой окраине.
Глава 18
Чужой
Оказалось, что место было уже занято. Возле контейнеров грелась на солнце небольшая стая. Тертые бродячие псы, пять штук. Все крупные, драные и опасные. Двух из них я раньше видел в нашем городе, а остальные, наверное, жили возле пристани. Я с ними не встречался. Они разговаривали, когда появился я, замолчали и уставились сумрачными взорами. Псы рослые, закаленные в уличных драках, и со всеми я бы не справился. Но отступать я не собирался. Вожак взглянул на молодого рыжего пса. Тот встал и направился ко мне.
– Чего тебе? – злобно спросил пес.
– Отдохнуть, – ответил я.
Рыжий оглянулся. Старый кивнул глазами.
– Выгнали? – уже дружелюбнее спросил рыжий.
– Устал от домашней жизни, – сказал я.
– Тогда пускай. – Рыжий занял место рядом со старым.
Я улегся на прогретом солнцем песке. Собаки молчали и недоверчиво смотрели на меня, а потом рыжий спросил у старого:
– А дальше чего было?
– Дальше он ее убил, – ответил вожак. – Лопатой. И закопал прямо под окном. А на этом месте выросло по весне дерево. Странное какое-то, неизвестной породы. И однажды его нашли на этом дереве повесившимся. Вот.
– Так я и знал, – покачал головой рыжий. – Они всегда их убивают. Люди – убийцы.
Все посмотрели на меня. Как будто я отвечал за всех людей. Впрочем, тут ничего удивительного – любая бродячая собака воспринимает собаку домашнюю как врага. Как прихвостня человека. И в этом есть правда.
