Еж между тем принялся хрюкать. Все ежи хрюкают, что-то у них с носом там. А этот хрюкал с аппетитом, жаждал моей плоти, зараза. Никогда не думал, что ежи – такие кровожадные твари.
Впрочем, скоро мне повезло – еж набрал на себя столько паутины из лишайников, что не смог двигаться. Застрял и принялся в ярости обкусывать мешающие веревки из лишайников. Я воспользовался передышкой и тоже стряхнул с себя всю эту зеленоватую дрянь, хотя мне было сложнее, чем ежу – зубами пользоваться не получалось. Но я справился. И даже быстрее ежа.
И тут мне повезло второй раз. Едва я сбросил с себя последние путы, как увидел полянку. Чудесную зеленую полянку. Даже не полянку, а настоящее поле – размером с несколько футбольных и с ровной травкой, сделавшей бы честь самому приличному газону.
У меня в голове тут же сложился план – добраться до этого газона и оторваться по нему от ежа, на прямой я обставлю любого ежа, хоть гигантского, хоть морского. Я отряхнул с плеч прах лишайников и дернул в сторону газона. Еж, почуяв, что добыча ускользает, издал яростный вой. Какое все-таки мерзкое животное! А моя мама на даче, между прочим, целый ежиный выводок молочком подкармливала! А они ответили такой чернейшей неблагодарностью. Вернусь на Землю, организую Антиежиную Лигу! Будем терроризировать этих чудовищ повсеместно! Закажу себе ежовые рукавицы! Сошью себе ежовую шубу!
Рев. Рев за моей спиной наполнился торжествующими нотами, я быстро оглянулся и обнаружил, что мой враг освободился от пут и вновь пустился в погоню. Рысью. Или галопом. Быстро, короче.
Но я уже набрал преимущества. Зелень была все ближе и ближе, я несся большими скачками, как благородный олень. Почему-то бежать было довольно легко, наверное, в местной атмосфере много кислорода. Мне облегчение. Последние сто метров по лесу я проделал в темпе олимпийского чемпиона, на зелень влетел со скоростью пули…
Каждый год в Англии в болоте тонет полчеловека. То есть каждые два года – один человек. Казалось бы, Англия – приличное, комфортное место, однако тонут, тонут, народ стал беспечным, себя не бережет.
Я влип почти сразу. Успел сделать шагов пять, хотя сразу почувствовал – дело дрянь. Под ногами все колыхалось, будто я бежал по жидкому воздуху. На шестом шаге я провалился. Сразу по пояс. Красивая травка разошлась, наружу выплеснулась жижа, я дернулся и застрял.
Еж с хрюканьем влетел за мной.
Только он был умнее. А может, разогнался не так сильно. Чуть-чуть завяз и сразу выскочил. Протрубил и принялся рыть копытами землю. Лапами, у ежа не бывает копыт. Хотя у этого, кажется, были.
Я погрузился еще. Немного, сантиметра на полтора. Еж разочарованно хрюкнул. Его можно понять – полчаса носиться по лесу только для того, чтобы потом лицезреть, как завтрак с чавканьем уходит в болото.
Я стал быстренько вспоминать, как рекомендуют спасаться из трясины. Кажется, надо раскидывать в стороны руки. Чтобы медленнее погружаться. И лучше лежать на спине, на спине тонешь хуже.
Между тем еж не собирался отказываться от своих гастрономических планов. Поглядывал на меня злобными глазками, облизывался, хрюкал и шевелил колючими ушами.
Погрузился уже выше пупа. Стал отклоняться на спину, стараясь улечься так, чтобы тонуть помедленнее, но на спину уже не получилось. А попытки лишь усугубили мое положение – только глубже завяз.
Еж начал потихоньку забредать в топь. Осторожно, по шагу, не спеша, вытягивая в мою сторону длинный подвижный нос. Я набрал слюней и плюнул. Не доплюнул. Еж щелкнул зубами.
Я тоже щелкнул, – а вдруг это его отпугнет?
Не отпугнуло. Еж оступился, завяз, с визгом выбрался на сушу. Я обидно расхохотался, и мне показалось, он понял, что я смеюсь над ним.
Еж рыкнул и предпринял другую попытку до меня добраться. Он высунул язык.
Язык у него был, как у муравьеда – беспокойный и наглый, гадкий поганый язык выставился на метр и не остановился, ощупал землю, затем пополз в мою сторону. Как-то даже самостоятельно, без участия ежа. Этакая фиолетовая змея.
Язык подбирался ко мне. Упорно, сантиметр за сантиметром выдвигаясь из разинутой ежиной пасти. Я ждал. У меня возникла идея. Ежиный язык приблизился на метр, я чуть не рассмеялся – все-таки еж, хоть и гигантский, но все же тупой. Когда язык приблизился на полметра, я его схватил.
Еж дернулся, рефлекторно захлопнул пасть и…
Хоть что-то приятное. Безмозглая тварь завизжала и принялась носиться кругами. Пару раз хлопнулась башкой о деревья. Я погружался дальше, а в правой руке у меня извивался ежиный язык. Он некоторое время продолжал жить сам по себе и даже пытался обвить мои пальцы. Я как следует размахнулся и запустил язык в глубь болота, пусть тоже тонет, как я.
Еж продолжал сходить с ума и биться головой о деревья, я не обращал на него особого внимания, пусть поразвлекается, я пытался вспомнить – есть ли в истории прецеденты съедания великих людей ежами или утопления оных в болотах.
То ли голова работала не очень, то ли мне следовало пополнить свои исторические знания, но вспомнить достаточное количество прецедентов я не смог. Кажется, какого-то французского короля поднял на рога олень… или лось… впрочем, это вполне мог быть и кабан. А раньше медведи, они задрали то ли римского императора, то ли сенатора, когда тот отправился прокатиться по варварским провинциям. И все.
Барбаросса утонул в реке. И Ермак. В трясине никто. Видимо, утопление в трясине было скорбной участью людей простых и невыдающихся. И меня. Конечно, еж был гигантским, а трясина коварной, однако, как водится, история сметет эти детали со своих скрижалей. Останется же простой факт – великого и грозного Антона Жуткина… тьфу ты, совсем сбили с мысли, Антона Уткина загнал в трясину еж. Несколько сомнительная гибель… ироническая, прямо так скажем.
Я дернулся, стараясь освободиться. Конечно же, не получилось. Еж тем временем прекратил оплакивать свой утерянный язык и снова заинтересовался мной. И в этот раз в его глазках читался не только голод, но еще и гнев. Гневный ежик гневно ежит, гадки гадкие в Бразильи…
Ежик воинственно прорычал и накинулся на дерево, и стал в ярости его грызть. Какой идиотский, однако, еж, просто замшелый какой-то… Впрочем, получалось у него неплохо – грызть. Откусывал большие куски, выплевывал, откусывал – выплевывал. Вот оно, мобильное бешенство, как людей уродует. То есть ежей.
Погружение дошло до груди, я немножко заволновался. Потому что я понял ежиный план – он перегрызет эту ракиту, она упадет в болото рядом со мной, еж по раките потихонечку до меня доберется и перекусит.
Сначала отъест уши, могу представить.
Я заволновался сильнее, когда он догрыз до середины, и дерево начало потрескивать. Как-то быть объеденным бешеным ежом не хотелось. Еж между тем ярился – он разгрыз дерево уже почти до конца…
Кстати, такое тоже бывало, кажется, штамм «Гулливер». Увеличивал размеры жертвы в восемь раз. И агрессивность. Помню-помню, кажется, на Ганимеде. Там на астростанции некий энтузиаст содержал соловьев. И соловьи эти попущением Вселенной обмобились. Ну, то, что соловьи стали гигантскими, – это ладно, но петь ведь они начали тоже в восемь раз громче. И от этого пения барабанные перепонки разрушались у всех находящихся в окружности двадцати метров. Когда на Ганимед прибыл корабль КС, половина работников станции сошла с ума, другая половина оглохла. Соловьев, разумеется, вывезли на Немезиду.
