В конце концов, нас угостили превосходным монастырским вином, велели передавать Его Величеству всего доброго, и я выехал очень довольный. Точно так же ехали веселые и хохочущие рыцари за моей спиной. Их тоже угостили на славу, жизнь хороша, кони идут бодро и споро, дорожка вьется по опушке леса, так что с одной стороны густая тень, с другой — заходящее, но еще очень яркое солнце.
Я услышал за дальним кустами щелчок, моментально ощутил опасность, но сильный скрежещущий удар в спину заставил ткнуться лицом в конскую шею. Взвыв от резкой боли, я невольно ухватился за ушибленное место, с ужасом обнаружил металлический прут, что пробил панцирь и глубоко погрузился в тело.
Превозмогая боль, я прохрипел:
— Вперед... Захватить эту сволочь!
Рыцари бросились к кустам, я выдернул меч и сам послал Зайчика вперед. Копыта с грохотом ударили в землю, я догнал и сразу же обошел своих рыцарей. Кусты распахнулись, как трава, по ту сторону хватаются за мечи четверо в прекрасных доспехах, а маркиз Плачид с бледным лицом застыл, не веря глазам.
Я выхватил меч, маркиз поспешно опустил арбалет и, упершись в петлю ногой, начал натягивать стальную дугу. Чужаки в доспехах бросились ко мне, но в это время через кусты проломились мои рыцари. Я пустил коня наискось, смял и опрокинул троих противников вместе с конями, четвертого зарубил без всякой жалости.
На этот раз чувство опасности стегнуло, как крапивой: я поспешно пригнулся, над головой неприятно вжикнуло. Когда я разогнулся и пустил коня к маркизу, он, видя, что не успевает, отбросил арбалет и выхватил меч. Глаза его не отрывали взгляда от моего перекошенного болью и смертельно бледного лица. Я чувствовал щекочущую струйку, что пробирается к пояснице, там дальше не пускает тугой пояс, я спешно заращивал рану, сейчас восстанавливающаяся ткань медленно выталкивает стальную стрелу из тела.
— Сдавайся, — велел я.
Он оглянулся, мои рыцари быстро обезоружили оказавшихся на земле его людей. Трое из них с такой силой грохнулись о землю, что и сейчас сидят, оглушенные, и трясут головами, еще не понимая, что у них отобрали все оружие. Мои рыцари стоят над ними с обнаженными мечами, готовые жестоко оборвать любое сопротивление.
— Хорошо, — сказал Плачид надменно. — Я сдаюсь...
Он швырнул меч мне под ноги, отступил, посмотрел с холодным торжеством. Я сказал, не отрывая от него взгляда:
— Конгер, Цурикгоф!.. Свяжите своим пленным руки.
Они помедлили в нерешительности, а один из пленных рыцарей вскрикнул негодующе:
— Что? Нам?
— Вам, — ответил я и добавил: — Если кто будет противиться — рубите головы. Перед королем отвечаю я.
— Сделаем, — ответил Конгер, сразу оживая.
Он сдернул с одного из рыцарей перевязь и сказал недобро:
— Сэр Будакер, вы подчинитесь или мне сразу бить вас по голове?
Рыцарь фыркнул, сказал надменно:
— Я подчинюсь. Но я посмотрю, что с вами сделает король, когда приедем во дворец.
Конгер заколебался, я сказал резко:
— Отвечаю я! Конгер, ты не слышал моего приказа?
Оба засуетились, быстро и умело связали руки всем пятерым. Маркиз скрестил руки на груди и наблюдал с холодной ядовитой усмешкой.
— Ничего, — произнес он многозначительно, — это не конец. Доберемся до дворца, там вы запоете по-другому.
— Доберемся, — отрезал я. — Но не все. Конгер, Цурикгоф!.. Вы вроде бы самые расторопные? Приготовьте веревку с хорошей петлей. Не обязательно шелковую. Для того, кто стреляет в спину, годится и простая.
Глава 6
Маркиз продолжал надменно улыбаться, но когда Конгер подошел с веревкой, в глазах впервые мелькнул страх. Он все еще не верил, когда ему связали руки и посадили за коня. Цурикгоф держал под уздцы, а Конгер набросил маркизу петлю на шею, чуть затянул, чтобы голова не выскользнула, затем неуклюже влез на дерево и закрепил другой конец на толстой ветке.
— Этим меня не испугаете, — прохрипел маркиз, покосился на хмурого Цурикгофа, остальных моих рыцарей, взглянул на меня, бледность перешла в синеву. Он закричал тонким голосом: — Пощадите!.. Я не знаю, что на меня нашло!.. Я собирался вызвать вас на поединок, но потом как-то, сам не, знаю... Увидел арбалет у сэра Будакера и решил...
— В аду расскажете подробности, — ответил я. — Цурикгоф, пошел!
Цурикгоф отбежал, держа коня под уздцы. Веревка натянулась и сдернула маркиза с седла. Тело покачалось в петле, несколько раз дернулось, пленные рыцари ругались сквозь зубы, но никто не осмеливался выразить недовольство громче: Конгер многозначительно помахивал остатком веревки, мол, еще на одного-двух хватит.
Когда тело маркиза затихло и вытянулось, я услышал тихий скрежет. Болт, выталкиваемый заживающей плотью, выпал и скатился сперва на седло, затем упал на землю. Рыцари смотрели на меня во все глаза, на лицах откровенный ужас.
Я повернулся к Цурикгофу.
— Привяжи коней к своему, отгони в замок. Потом поделите, этим преступникам больше не понадобятся. А ты, Конгер, с остальными погонишь это стадо. Рыцари обязаны бегать быстро даже в самых тяжелых доспехах. Если кто начнет отставать — руби. На хрена нам рыцари, которые не прошли курс рыцарской подготовки?
Рыцари поднимались на ноги, один проворчал:
— Вы думаете, вам это сойдет? Вы повесили маркиза Плачида!
— Ничего подобного, — отрезал я.
Он кивком головы указал на повешенного.
— Вот он, маркиз Плачид из рода Унгеров, наследник Вислагенетов и родной брат герцога Ланкастерского...
— Ничего подобного, — оборвал я. — Там висит мерзавец, стрелявший в спину. Или вы хотите сказать, что маркиз унизился бы до такой гнусности?
Конгер с рыцарями повели пленников в тюрьму, а я сразу же отправился с докладом к Барбароссе. К моему удивлению и неудовольствию, в кабинете Маршалл, сэр Стефэн и еще не меньше десятка знатных лордов, которых я видывал в окружении Барбароссы, но не запомнил в силу их обычности.
Я хотел отступить, но Барбаросса властно махнул рукой.
— Сэр Ричард? Идите сюда. Садитесь, рассказывайте.
На меня все смотрят с настороженным любопытством, некоторые помнят, что я сыграл не последнюю роль в спасении короля от заговорщиков, а теперь еще и эта важная роль примирителя с духовенством, которую король возложил именно на меня, а не на Уильяма Маршалла, к примеру, или на кого-то из представителей старинных родов.
Я сел, сказал небрежно:
— Все в порядке, топор войны зарыт.
Король спросил, разом оживая:
— Что ответили в монастыре?
— Недоразумения забыты, — объяснил я. — Монахи берутся помогать. Я перекушу и тут же поеду. Но могу поехать и так.