Сейчас он был жуток в гневе: высокий, худой, кожа да кости, но голос гремел с нечеловеческой силой:
— Сэр Ричард, вы совершили тяжкое преступление!.. Вы убили моего близкого родственника...
Я смиренно осмелился прервать:
— Ваше Величество, он стрелял мне в спину!
Он рявкнул:
— Молчать! Молчать, когда говорит король! Вы ко всему еще и сомневаетесь в моем королевском правосудии? Вы сомневаетесь, что, если бы подали жалобу, я не принял бы ее во внимание? Или не наказал бы маркиза по всей строгости королевского закона? Вы не считаете, что король стоит на защите справедливости?
Я смолчал, лишь склонил голову и развел руками. Это можно расценить как признание вины, но и как осознание, что с королями лучше не спорить, какую бы дурь ни пороли. Конечно же, король увидел только последний вариант и заорал люто:
— Эй, палач!..
В толпе придворных радостно зашушукались, начались волнение и суета, спешно искали палача, словно он стоит среди них, а не надо за ним спускаться в подвалы замка.
Уильям Маршалл наклонился к уху короля и пошептал что-то. Тот слушал, бешено вращая глазами, желваки вздулись, как рифленые кастеты, но с неохотой кивнул, а Маршалл поднял голову, перехватил мой взгляд и едва заметным кивком указал на выход.
Я поднялся, отвесил всем короткий поклон, не роняя достоинства рыцаря и графа. Все переговариваются быстро и взволнованно, а я пересек зал быстрыми шагами и вышел за дверь.
Едва створки захлопнулись за мной, дорогу загородили двое стражей с копьями. К нам почти бегом спешил сэр Стефан. Лицо у него было донельзя несчастное.
— Сэр Ричард, — проговорил он, запинаясь, — по приказу Его Величества вас велено взять под стражу...
— Ого, — вырвалось у меня.
Он повторил несчастным голосом:
— Его Величество... приказ...
— Он рехнулся, — сказал я. — Прям Калигула. Но приказы Калигулы исполняли... до поры до времени. Оружие сдать?
Он сказал поспешно:
— Насчет оружия ничего не сказано... напрямую, так что оставьте при себе.
— Хорошо, — сказал я. — И куда, в подземную ТЮРЬМУ?
Он помедлил.
— Тоже ничего не сказано. А значит, отправляйтесь в свою комнату. Я только поставлю возле дверей стражу. И прошу вас не покидать ваши... апартаменты.
Наши взгляды встретились, он жутко покраснел, в глазах мольба, чтобы я сам взял ситуацию в свои руки, я же лидер, а он всего лишь честный солдат, но я лишь хмыкнул.
— Значит, домашний арест…
— Сэр Ричард!
— Да ладно, пошли.
Стражи тоже сочувствующе сопели, я для них — герой, повесил самого маркиза. Об этом уже во всех казармах говорят с восторгом. Приятно, когда вешают лорда такого ранга. Не отсекают мечом голову, а именно вешают.
Когда я переступил порог и закрыл дверь, слышно было, как они устраиваются под стеной в коридоре. Вряд ли будут препятствовать, если вздумаю совершить побег.
Я лег на лавку, закинул руки под голову и задумался. Взяли под стражу, но не отобрали оружия. Такая полумера вряд ли удовлетворит родню маркиза, сейчас они, конечно, настаивают на казни мерзавца, который посмел не просто повесить их родственника, но бросил несмываемую тень на весь их древний и благородный род.
А короли — это первые политики, которые для того, чтобы удержаться у власти... конечно же, ради высших интересов!, научились сдавать своих сторонников, отказываться от своих слов, нарушать клятвы, ибо у настоящего властелина нет друзей, а есть только интересы... да-да, высшие, государственные, ради которых можно все, что вполне позволит себе человек, произошедший от обезьяны.
Пес чувствовал мое хреновое состояние, ставил на меня лапы, клал голову, вылизывал руки, заглядывал в глаза с немым требованием: ну скажи, что делать? Да мы их всех порвем на мелкие тряпочки, только скажи...
Глава 7
К вечеру пришел Барбаросса. Я встал и подчеркнуто смиренно поклонился, он раздраженно отмахнулся.
— Не прикидывайтесь. Я здесь неофициально, иначе бы сам вызвал вас пред свои светлы очи.
— Государевы, — поправил я с тем же подчеркнутым смирением. — И не вызвали бы, а велели доставить.
— Ну да, — сказал он подозрительно, — государевы. А что?
— У государя не могут быть светлы очи, — пояснил я кротко. — У него мальчики кровавые в глазах. И сами глаза налиты кровью, власть обязывает!
Он сел за стол, лицо измученное, кости все еще торчат, а глаза выглядывают из пещер, хотя раньше были навыкате.
— Лучше бы я издох в постели!.. — сказал он зло. — Ты явился, чтобы еще больше замутить воду!.. Теперь против меня поднялись и те, кто помалкивал. Маркиз Плачид приходится родней могущественным ветвям рода Плантагенетов и Курциям. А еще, оказывается, и самим Тюдорам! До этого помалкивали, а теперь вот предъявили претензии...
— Какие?
Он в раздражении ударил кулаком по столу.
— Требуют твоей немедленной казни. А на тот случай, если захочешь ускользнуть, на все дороги и тропки уже выдвигаются отряды этих мятежных... почти мятежных баронов. Нет, еще не мятеж, все эти приготовления подаются как помощь мне, законному королю, в поимке преступника.
Я пожал плечами.
— Вы не поверите, но неделю назад на меня охотился весь Тараскон как на преступника...
Он сказал ядовито:
— Не поверю? Как раз в это поверю!
— Спасибо, Ваше Величество, за веру в меня.
— Не за что, — буркнул он. — Ну как теперь выходить из положения?
— А что, другого варианта нет, как меня вздернуть?
Он пожал плечами.
— Может, и есть, но я его не вижу. А все требуют именно вздернуть, а про варианты умалчивают. Думаю, их никакие варианты не устроят. Разве что, если я и сам повешусь на соседней ветке.
Я тяжело вздохнул.
— Вам решать, Ваше Величество. С другой стороны, конечно, если смотреть ширше, то такая дворянская вольница играет прогрессивную роль... В смысле, ограничивает самодурство королей. Не дает превратиться в восточного деспота. Это я вам говорю как антрополог. Но в данном случае я, государственник, предпочел бы, чтобы ваша власть была крепче, а оппозиция — подавлена. Вот такие несовременные противоречия между долгом и чуйством. Все-таки я временами от обезьяны, что делать. А иногда так и вовсе стыдно сказать от кого...
Он не слушал, встал и, заложив руки за спину, с рассеянным видом прохаживался по комнате.
— Так что же делать... что делать...
— Если уж решите вешать, — сказал я ядовито, — пригласите из монастыря ребят, чтобы... э-э... причастили и отпели. Лишний повод помириться с церковью. И сблизиться.