Гарпии и на земле бились, подпрыгивали, пытаясь взлететь. Пастухи отважно били их палками, замелькали ножи, бравые парни спешили для верности отрезать головы. .
Я обогнал стадо, вскачь понесся к воротам замка. Лоб саднит, я потрогал ушибленное место, на ладони кровь. Едва успел удержаться и не зарастить царапину: пусть видят, приехал герой, не обращающий внимания на жестокие и кровавые раны.
Трубить в рог не пришлось: едва я приблизился, гордо восседая в красивой позе, сверху грубый мужской голос прокричал:
— Стой, где стоишь! Кто таков? По какому делу?
Двое стражников опасливо выглядывают из-за зубцов, у одного в руках арбалет. Я гордо выпрямился.
— Что за народ у вас? Страшитесь одного-единственного человека? Я — сэр... гм, Таинственный Рыцарь. Странствую в поисках приключений. Еду мимо, хотел было напоить коня... а теперь вижу, что не стоит осквернять его благородную пасть овсом из конюшни такого пугливого народа.
Воин поднялся на стене во весь рост, каменный парапет закрывает его до пояса, широкое лицо побагровело от гнева.
— У нас нет пугливых, — крикнул он с угрозой, — но кто знает, что ты за человек. Эй, опустить мост!
Не скоро заскрипели цепи, мост дрогнул и начал опускаться. Я крикнул стражу:
— А что, бывают и одиночки... опасные?
Он ответил с тем же недружелюбием:
— А то не знаете! И колдуном может обернуться, и оборотнем, и вообще где-то в наших краях видели Сумрачного Рыцаря...
— Ого, — ответил я уважительно, хотя не знал, что такое Сумрачный Рыцарь, — ну если так, то понятно...
Он смерил меня подозрительным взглядом.
— А вообще-то, благородный сэр, вы на него как раз и смахиваете, не к ночи будь сказано.
— Мы даже не родственники, — заверил я. — Ну разве что пятая вода на киселе... В смысле, не ближе, чем двоюродные. Так, иногда встретимся, поговорим, к бабам вместе...
Бревна моста тяжело легли на каменное основание по эту сторону рва. Зайчик вступил на толстые доски, Пес пошел рядом, как будто понимая, что от него требуется.
Страж сверху прокомментировал:
— При Сумрачном не было собаки. Так что вы, сэр, не совсем он...
— Спасибо, Бобик, — сказал я Псу. — Как бы я жил без твоей протекции?
Заскрипела и немилосердно заскрежетала железная решетка. Поднималась медленно, очень медленно, а когда я проехал, пригибаясь под опасно нависающими железными остриями, понял, почему тащат с таким трудом: железные прутья все толщиной в руку, а ячейки не шире кулака.
Мы въехали под арку ворот, железная решетка тут же обрушилась вниз. Земля вздрогнула, когда длинные острия вонзились в глубину на локоть. Мы оказались в темном каменном мешке: решетка по ту сторону привратной башни и не думает подниматься.
Я терпеливо ждал. В узких бойницах то и дело мелькали глаза, нас рассматривали со всех сторон. Несколько раз обдувало незримым ветерком, дважды почудился запах, во второй раз — шершаво-кислый, будто некто старается рассмотреть меня в запаховом зрении, затем чужое присутствие исчезло, решетка поднялась, я с облегчением пустил Зайчика вперед, и мы все трое выехали на залитый солнцем двор.
Выехали и сразу остановились: со всех сторон крепкие мужчины в добротных кожаных латах и, главное, с длинными копьями, выставленными остриями в мою сторону.
Разумная предосторожность, когда имеешь дело со всадником. Навстречу шагнул закованный в тяжелые латы воин, шлем конический, забрало поднято, лицо немолодое, суровое, глаза смотрят с подозрением и неприязнью.
— Эрнесто Саксон, — представился он. — Начальник замкового гарнизона.
— Сэр Светлый Рыцарь, — назвался я с достойной уже графа надменностью с высоты седла. — Странствую в поисках приключений. Ищу, с кем скрестить копья.
И вообще люблю подраться. Вы не хотите ли?.. Правда, дерусь только с равными. Или более высокого ранга. Он ответил с еще большей неприязнью:
— Я не рыцарь, сэр Светлый, так что в турнире мы не встретимся. Но на поле боя не смотрят, кто рыцарь, а кто нет...
— Учту, — ответил я надменно. — Щадить не буду. Ну так что, дадут здесь приют моему коню?
Саксон с минуту рассматривал меня, наконец распорядился, не отрывая сумрачного взгляда:
— Гавел, позаботься. Коня поставить в отдельное стойло, положить овса. Собачка у вас, сэр, боевая?
Я вскинул брови.
— Шутите? Боевые псы у меня впятеро больше. А это так... ручная болоночка.
Пес улыбнулся Саксону, показав огненную пасть, куда поместится голова быка, и острые клыки длиной с ножи. Копейщики забормотали и попятились. Гавел слегка побледнел, но рядом с Саксоном отступить не посмел, перевел взгляд на меня.
— Надеюсь, она вас слушается.
— Слушается, — подтвердил я.
Саксон счел нужным пояснить, почему собаку сразу же не отправили на живодерню:
— Леди Беатриса сама держит собак, потому и вашу не заставит привязывать или держать в клетке, если, конечно, вы в состоянии ею управлять. Прошу вас идти со мной.
Задержавшись с ответом, я задрал голову, рассматривая странную башню в центре замка. Это не тот донжон, в котором живут хозяева и слуги на разных этажах, это вообще помещение не жилое, а чисто военное.
Единственная дверь на высоте третьего этажа, это ж какой должна быть лестница, первые два этажа без окон и каких-либо отверстий, а сама башня достаточно высока, чтобы доминировать над всеми строениями замка, а также служить площадкой для наблюдений. Конечно, там можно спрятаться и успешно отбиваться от целой армии, но и сбежать оттуда практически невозможно.
— Очень удобно, — сказал я. — Только лазить туда не слишком трудно?
Саксон ответил с холодком:
— У нас есть длинные лестницы. А на первом этаже, кстати, неплохая тюрьма.
В голосе прозвучал зловещий намек, я поинтересовался:
— Если нет двери, как в нее попадают?
— А сверху люк в потолке, — пояснил Саксон любезно. — Опускают на длинной веревке. Так что никто оттуда не сбежит!
Я проигнорировал явное недружелюбие, спрыгнул на землю, повод подхватил один из воинов. Бобик пошел за мной, на людей поглядывал с вялым интересом. Гораздо больше интересовали гуси, что вышли из одного сарая и важно пошли в другой.
— Бобик, — сказал я предостерегающе, — это не дичь.
Он оглянулся на меня, в больших глазах недоумение: а где дичь? Я погрозил пальцем.
Один из стражников спросил с пониманием:
— Гусей любит, ваша милость?
— Любит, — ответил я со вздохом. — Но еще больше любит рыбу ловить. Просто дуреет!
