Из подвала вышел, пятясь, массивный человек, повернулся, ну конечно же сэр Растер, бережно прижимает к груди наполненный кожаный бурдюк.
Он помахал рукой Саксону, тот отмахнулся, однако Растер решительно направился к нему, прокричал издали, что просто обязан поделиться таким богатством. И если сэр Светлый откажется к нему присоединиться, он расценит это как величайшее оскорбление и немедленно вызовет на поединок, прямо здесь и прямо тут...
Я нехотя подошел, а из донжона выбежал огромными прыжками Пес, в пасти блестящее, вроде небольшого тюленя с обвисшими ластами. Подбежал к нам и, положив добычу, посмотрел на меня с вопросом в глазах.
Я озадаченно присвистнул, если и есть где черти, то именно такие: пародия на худого человека ростом с табуретку, крылья кожистые, морда злобно вытянутая, с ощеренной пастью, клыки, на лысой голове короткие, но острые рожки.
Сэр Растер озадаченно ахнул:
— Горгулья!.. У вас еще водятся?
— Да, — пробормотал Саксон, он в великом удивлении переводил взгляд с удавленной горгульи на Пса и обратно. — Жили в развалинах старого замка. Потом, понятно... Но как, не понимаю, как эта собака смогла...
Я сказал уязвленно:
— Моя собака слона удавит!
— Но не горгулью, — ответил Саксон решительно, — во-первых, сейчас еще день...
— Да-да, — согласился сэр Растер. — Это да. Но я слышал, что они и днем могут... если на них никто не смотрит.
— Брехня, — сказал Саксон так же решительно. — Все равно что думать, будто стол и стулья танцуют за нашими спинами. Нет, это другое... А что, не понятно.
— Надо выпить, — сказал сэр Растер решительно. — Или хотя бы горло промочить!
— Это можно, — согласился Саксон. — Но только, сэр Растер, вы из бочек втулки не того, не надо! А то при всех вольностях, что допускает хозяйка, винные подвалы должны быть... гм... на крепких замках.
— Это само собой, — заверил Растер. — Хорошее вино — только для застолий. А я взял молодого винца, чтобы в такой жаркий день я и мои друзья могли промочить горло. Угощайтесь!
Он, не отрывая взгляда от горгульи, передал бурдюк в руки Саксона, тот принял, тоже не сводя с нее глаз. Я вертел головой, ничего не понял, на всякий случай обнял Пса и почесал за ушами, все-таки не хозяйских гусей подавил и не кошек, хотя кошек, конечно, можно, но только если хозяева не видят.
Саксон наконец, видя мое недоумение, начал объяснять, что на крыше замка издавна живут мелкие горгульи. Днем спят, превратившись в каменные изваяния, ночью оживают и носятся по окрестностям, охотясь на мышей и крыс. Раньше, говорят, водились и покрупнее, ловили даже зайцев, а то и на овец нападали, но измельчали. Если так пойдет, то лет через сто-двести будут охотиться разве что на жуков и кузнечиков. А жаль, крупные горгульи со зловеще горящими багровым глазами — хорошее украшение фасада крыши.
Сэр Растер носком сапога перевернул худое тело, горгулья распласталась на спине, крылья в размахе тянут метра на полтора-два.
— Не такая уж и мелкая, — сообщил он. — Зайца точно унесет. А если постарается, то и барана.
Саксон покачал головой.
— Это не наша.
— Из леса?
— Или с болот, — ответил Саксон встревоженно.
— А местные ее приняли? — усомнился сэр Растер. — Насколько помню, они чужих гоняют. Да и не живут даже на болотах... Это же горгулья! Что я, горгулий не видел?
— В нашем болоте живут, — сказал Саксон хмуро. — Покойный барон хорошо почистил окрестности, даже в ближайшем лесу теперь можно собирать хворост, грибы и ягоды. Вот только до Лунных Болот руки все никак не доходили. Да в дальней части леса, что за речкой, остались места, куда лучше не соваться. Что там, не понятно, но люди либо исчезают, либо возвращаются постаревшими настолько, что просто страшно... И ни одного дня не помнят.
— Горгульи оттуда?
— Я ж говорю, с Лунных Болот. Там в самой середке развалины старой крепости, их почти сровняло, но уцелели подвалы, где и селятся эти твари.
Они заговорили мирно и деловито, обсуждая, почему эти монстры то ведут себя тихо, то вдруг их вываливается из леса такая стая, что крестьяне, что всегда легко отбивались, а то и сами ходили в лес погонять чудовищ и добыть шкуру на сапоги, бегут в замок за помощью. И не всегда эти монстры — тролли или гоблины. Дважды появлялись не виданные в этих краях огры, а однажды край пережил нашествие гигантских муравьев. К счастью, муравьи двигались к только им ведомой цели, прошли широкой полосой, пожирая все, что не успело убежать, а потом где-то исчезли. Поговаривали, что, когда дорогу перегородила река, они попробовали форсировать ее, как обычно, но это была кислотная река, и от муравьев ничего не осталось.
Во двор вышла, отряхивая ладони, Рина, прищурилась в нашу сторону. Саксон тут же крикнул:
— Эй, конопатая!.. Бегом сюда.
Девчушка повернулась и пошла к нам, не бегом, но и не медленно, чтобы не слишком рассердить грозного начальника замкового гарнизона. Я невольно залюбовался умением держать ситуацию на грани: Саксон готов был взорваться и наорать, но девчушка на ходу улыбнулась ему мило и томно:
— Вот я. Прибежала со всех ног!
Он рыкнул:
— Комнату для сэра Светлого уже приготовили?
— Заканчивают убирать, — сообщила она.
— Где?
— В северной башне.
— Ого! — сказал Саксон.
— Что там? — поинтересовался я. — Привидения?
Он отмахнулся.
— Какие привидения! Это прямо над винным подвалом. Оттуда прямой ход есть, дедушка покойного барона велел сделать.
— Я не сопьюсь, — заверил я. — Ладно, малышка, показывай, где это. Учти, со мной моя милая собаченька, собачушка...
Сэр Растер произнес с наигранным негодованием:
— А коня? Сэр Светлый, я бы на вашем месте и коня с собой взял! Уведут такого красавца.
— Пусть попробуют, — проворчал я.
Рина пошла впереди, время от времени оглядываясь на меня, как бы проверяя, иду ли следом, но я видел, как прежде всего оценивает впечатление от своего удивительного зада: вздернутого, широкого и вздутого.
— Топай-топай, — сказал я, — ты еще маленькая.
Она хихикнула.
— Ну, не совсем уж...
— Сама сказала, — напомнил я.
Она оглянулась, мордочка хитренькая.
— Это я так, чтоб не хватали меня сразу...
— Хитрюга, — сказал я.
Она весело ухмыльнулась, начала подниматься по лестнице, еще мощнее двигая ягодицами, мне даже почудился скрип, с которым они трутся одна о другую, я начал усиленно смотреть по сторонам: эстет я, мать ее, или не эстет, что это я все время смотрю в ее жопу, как будто по стенам не развешаны красочные гобелены, ковры, тем самым затыкая дыры и перекрывая сквозняки, на втором этаже расписные вазы, на третьем — статуи рыцарей у входа на этаж, наконец, поднялись на четвертый, Рина прошла к дальней двери и отворила с поклоном.
