Мимо с горой тарелок прошмыгнула было служанка, лицо показалось знакомым. Я придержал за локоть, стараясь вспомнить, где же видел, перед глазами встала облепленная мокрой рубашкой округлая грудь со вздутым, словно желудь, соском.
— Постой, это ты меня скребла, как коня, в первый день, когда я прибыл в замок?
Она скромно опустила глазки, но губы смеются, на щеках появились великолепные ямочки.
— Да, господин.
— Когда закончишь, приди постелить мне ложе, хорошо?
Она вскинула глаза, чистые и лучистые, хорошенькая крестьянская девушка, нос в веснушках, прошептала с восторгом:
— Хорошо, господин.
Когда я поздно вечером вернулся в свою комнату, ложе мое выглядело убранным по-королевски, а девчушка смирно сидит у окна на дубовой лавке, кисти рук зажала между коленями. Вскочила, едва я вошел, лицо испуганно-ждущее.
Я прошел на середину, сбрасывая на ходу камзол.
— Тебя как зовут?
— Элизабель, господин... Позвольте, я вам помогу!
— Давай, помогай...
Ее ловкие и сильные пальцы мигом справились с множеством застежек. Вслед за камзолом на лавку полетели жилетка и рубашка, Элизабель опустилась на колени и умело расстегнула пояс, заодно развязала и шнурки, поддерживающие штаны. Я ожидал стандартного продолжения, но в средние века народ не так искушен, она поднялась и смотрела на меня с ожиданием.
Я сбросил штаны и, оставшись голым, со вздохом облегчения рухнул на ложе.
— Элизабель, иди сюда.
— Да, господин.
Она тут же юркнула ко мне, я похлопал по ее обнажившейся заднице.
— Сбрось ты это платье. Я уже рассмотрел, ты своей фигурой можешь гордиться.
Она улыбнулась смущенно и чуточку горделиво, сняла через голову платье, это не она такая распущенная, это господин приказывает, я взял платье из ее рук и швырнул к моей одежде. Она вытянулась рядом, а когда я повернулся к ней, с готовностью раздвинула ноги.
— Погоди, — буркнул я. — Даже голодный не должен набрасываться на еду, забывая о манерах.
В ее глазах мелькнул страх, неизвестное всегда пугает, а я смотрел на ее высокую грудь с пугливо приподнятыми сосками, пытался представить на ее месте леди Беатрису, это воплощение гордости и независимости, медленно накрыл губами один сосок, чувствуя его тепло и нежность, он сразу стал разбухать у меня во рту, а я закрыл глаза, стараясь вытеснить горечь и тоску по тому, что вот сейчас теряю, от чего отказываюсь...
Девушка наконец перестала бояться, тело расслабилось, разогрелось, я чувствовал, как иногда даже слегка приподнимается, чтобы я сильнее захватил, прижал губами, а то и зубами, но сам я все так же спокоен и пуст, как будто из меня выпустили всю кровь.
Я ласкал.грудь, молодую и нежную, а душа сейчас бродит по пустым переходам и ведет диалог с душой леди Беатрисы. Та тоже, похоже, не находит себе места и тоже бродит в одиночестве по залам и анфиладам замка, избегая общения с народом.
— Господин, — донесся осторожный голосок, — вы сказали, что... у вас...
— Ну-ну...
— Обет воздержания до первой звезды... или новой луны...
— Да, — ответил я глухо, чувствуя некоторый стыд за свое половое бессилие, — вот я и пытаюсь нарушить...
Она прошептала:
— Может быть, нарушать все-таки нельзя?.. Вам еще почти неделю ждать до новолуния... Господь все видит!
Я погладил ее по щеке.
— Спасибо, что утешаешь. Ты хорошая девушка. Но мне все-таки надо нарушить заповедь. Просто надо.
Она сказала жалобно:
— Я не понимаю... Но если мне надо что-то делать, скажите!
— Ладно, попробую сам...
Я сосредоточился, снова сосредоточился, задавленное в последние дни животное начало робко очнулось, долго удивленно и тревожно прислушивалось: не подвох ли, не загонят ли снова вглубь, наконец осмелело и начало теснить всякое там высшее, хотя и с некоторой боязливостью, но и потом, когда я разогрелся, а девчушка, к ее удивлению, тоже что-то ощутила и задвигалась с неожиданной энергией, моя душа все равно осталась в сторонке, наблюдала за нами с укором и некоторым брезгливым высокомерием, но помалкивала, ибо сейчас все подчинено железному надо, а это выше, чем простая животная похоть.
Ночью я проснулся, снова подгреб ее, теплую и мягкую от сна, использовал и тут же вырубился, а когда пробудился утром, в постели уже пусто, работящая девушка умчалась. Я лежал, тупо глядя в потолок. Крепло ощущение, что наконец-то отрезал нечто важное от себя, отрезал с кровью и болью, но отрезал, сумел, заставил дрожащие руки удержать нож.
Эта малышка, как ее, имя опять забыл, тут же растрезвонит, у кого в постели провела ночь. Главное, расскажет леди Беатрисе, она из ее ближайших служанок. И тем самым отрежет. Да. По живому.
Глава 2
Утром я навестил Зайчика, он встретил меня легким приветливым ржанием, я обнял его за шею, он жарко дохнул в ухо. Так мы стояли долго, он тоже не шевелился, словно все понимал и давал мне время выплакаться в тишине и полутьме конюшни.
— Я тебя люблю, — шепнул я наконец. — Скоро мы на Юг. А здесь... что-то не складывается. Все не так, все не так...
Утерев слезы, я вышел во двор, выпрямился, плечи врозь, лицо уверенное и слегка надменное, я же граф, хоть пока об этом никому.
Через двор бежит с большим тазом в руках ладненькая налитая свежей силой молоденькая девчушка. Я грустно полюбовался, затем хлопнул себя по лбу.
— Эй, Элизабель!.. Подойди-ка сюда...
Она поспешила ко мне, хорошенькая приветливая мордашка, улыбнулась снизу вверх радостно и чуточку заискивающе.
— Да, господин?
— Я не успел сделать тебе подарок, — сказал я. — Держи!
Она с восторгом и со страхом смотрела на кольцо с камушком на моей ладони.
— Господин! Это очень дорогое кольцо!
— Ну, — сказал, я, — не настолько, чтобы не украсить твои пальцы. Дай-ка руку...
Трепеща, она подняла руку, прижимая к себе таз другой рукой. Я примерил на один палец, на другой, лучше всего держится на среднем. Камень заиграл фиолетовым огнем, сразу кольнув в сердце напоминанием о глазах леди Беатрисы.
— Нет, — прошептала она в ужасе, — нет, я не могу!
— Почему?
— Такие кольца могут носить только господа! Я нахмурился.
— Что за чушь? Я помни все законы. Нет там такого...
— Очень ценное, — объяснила она. — Даже у леди Беатрисы нет такого.
— Вот и хорошо, — сказал я с удовлетворением. — А у тебя будет. Вот увидишь, леди Беатриса не обидится. Даже обрадуется.