Как ценность вечная.
Как… то, что ценят олигархи в других.
За что и платят.
Мы ж сами не добываем денег. Нам их платят.
Вот за это: за искренность, за правду, за какое-то уменье.
А мы берем за это.
Хоть какая-то оценка.
Владику Петухову
Я должен рассказать, как с твоей помощью, Владислав Сергеевич, я впервые в жизни увидел капитализм.
Я побывал в нем.
Я чуть ли не пил в нем пиво.
Посредине Одессы.
В получасе от дома.
– Вам какое? – спросили меня. – У нас восемь сортов.
И я обиделся.
Они не имели права ставить меня в неловкое положение.
Я и так в нем находился всю жизнь.
Разве есть пиво, кроме пива? Есть, оказывается, есть. А эти магазины. Эти меха. Эти бриллианты. Эти шубы, раскинутые по паркету где-то посредине Одессы. Где-то в 79-м или 80-м году.
Я хотел крикнуть: «Да здравствует Советский Союз! Смерть провокаторам!» Но ты шепнул: «Без эмоций». И я, шатаясь, побрел среди всех этих людей, жрущих тропические фрукты глубокой осенью в Одессе, где заканчивался сезон болгарского перца и начинался сезон мороженой картошки.
Они жрали свои фрукты.
Они смотрели свое кино.
От них пахло Фицджеральдом и Хемингуэем.
И только я, талантливый и неумолимый, в носках и босоножках среди шортов и золотых часов, шмаркал носом, стесняясь достать носовой платок.
Потом достал его в виде комка и вытер-таки, расцарапав лицо.
Я застегнул плотнее сорочку имени Воровского, чтоб скрыть майку трикотажного объединения «Большевик», и побрел дальше по всем восьми шикарным этажам лайнера «Максим Горький», зашедшего в Одессу на 12 часов с немцами ФРГ, куда я, невыездной с детства, через закрытую границу, с помощью моего тайного друга, бывшего секретаря ВЛКСМ ОИИМФ, а ныне начальника пассажирского флота, проник.
Проник и умер.
И ты мне сказал: «Иди по барам, ешь и пей что хочешь, только говори: «Я гость капитана!» И ушел.
А я остался.
Я пил и раньше.
Я много пил.
Но что я пил?
Портвейн с конфетой.
Пиво-пышарс с вяленым бычком.
И синюю водяру цвета синих баб в голубых трико ниже колен, трясущихся со мной в очереди.
Я, гость капитана с легким несварением от котлет столовой № 6 по улице Чижикова, состав которых еще долго будет предметом пристального изучения ученых, а сама котлета на аукционе «Сотбис» уйдет за большие деньги.
Что я знал, кроме этих котлет и вечнозамороженных пельменей Слуцкого завода кожзаменителей? Колбасу, употреблявшуюся с той туалетной бумагой, из которой она состояла?
Что шло в запивку?
Лимонад «Дюшес», который тоже улетит сегодня в «Сотбис».
Что я носил?
Пальто, перелицованное из шинели.
Нам всем хватало на обмундирование, а на одежду не хватало.
Высшим достижением кулинарии для меня были оладьи со сметаной в столовой второго участка порта и бульон из крылышка курочки моей мамы.
Да, Владислав Сергеевич, как гость капитана, сдерживая эмоции, чтобы не выдать вас, я ничего не мог заказать.
Я только шептал: «Вы знаете, я гость капитана».
– Ну, – спрашивали меня, – что будете пить?
– Ничего, – шептал я, – я гость капитана.
– И чего вам налить?
– Ничего, – говорил я, – я гость капитана.
– Может, хотите что-то заказать?
И меню на английском, который я не понимал с детства. Что заказать? Вокруг чужие люди. Мы-то всегда ели только среди своих.
– Что будете кушать?
– Что? – От голода сводило живот. – Вот эти орешки, я гость капитана.
И я стал жевать какие-то лопнувшие орешки, не ощущая вкуса из-за скорлупы.
– Может, с пивом? – спросили меня.
– Нет, – и жевал орехи. Откуда я знаю, каким пивом у них это запивают.
Икая от соли, зашел в ювелирный.
– Я гость капитана.
– Что вас интересует?
– Ничего.
– Может быть, вот эти часы?
– Что вы, – сказал я, – я гость капитана.
Впервые ко мне приставали, чтобы я что-то купил.
Это был высший стыд. Тут всем выкатили какие-то колючие фрукты. Я схватил одну. Или одно. Или один. И почувствовал себя вором, как чувствовал всегда, когда ел.
– Вы гость капитана, садитесь за стол, вам подадут.
– Нет, я здесь.
Я дожевал в углу. Корки сунул в карман. И пошел искать Петухова.
Ввиду полной невозможности дальнейшего пребывания в капитализме, ввиду униженности, незнания сортов пива и колбас, я попросил вывести меня обратно за борт, где и остался с наслаждением в общественном туалете морвокзала среди посетителей ресторана, многие из которых мочились, уже не расстегиваясь.
Я был среди своих… Среди своих я был недолго. Я стал сатириком.
Спасибо вам, Владислав Сергеевич, за первую экскурсию во враждебный мир, борьбу с которым мы с вашей помощью, слава Богу, проиграли.
Эльдару Рязанову
Эльдар Александрович!
Не знаю, что-то есть в нашей жизни, в этой пыли, в этой грязи такое очаровательное, такое приятное, что вызывает тоску по Родине прямо у живущих в ней.
Сегодняшняя жизнь – для всех загадка.
Всё странно.
Всё непонятно.
А посередине живем мы.
Смотрим вокруг глазами идиота.
Вроде нравится… Авто, магазины, огни, дома…
Но мат, но порнуха, но грязь…
Мы никогда не знали, что у мужчин и женщин главное – тело.
Даже не глаза – а задница.
Ну, коли сегодня мозги не главное – население как-то отошло в сторону.
Как-то свежим дыханием и торчащей грудью мы никогда не отличались.
Если что-то торчало за пазухой – это был ворованный водопроводный кран или банка кофе.
Так что по красоте тела мы здорово в стороне.
