— Я бы сам не поверил. Но когда, после того как граф покинул свои прежние земли и перебрался на подаренные ему, на старых землях исчезло, а на новых появилось озеро… да, то самое, в котором кишмя кишит рыба! И очертания: те же, и на таком точно расстоянии от замка графа, как и тогда, раньше…
— А рыбы там особые, — сказал Митчелл.
— Особые, — подтвердил Альбрехт. — Граф избыток улова продает, у него всегда купцы толпятся. Рыба нежнейшая, без костей, а еще, говорят, она нашему брату весьма полезна…
— Правда, — сказал Митчелл, — мне один рассказывал, он такой рыбы поел и всю ночь баб пользовал…
Разговор стал общим, тема такая, что каждый вклинивается, пошли воспоминания, почти каждый либо сам ел такую рыбу, либо знает того, кто ел…
Утром я проснулся от неясной возни, рука нащупала меч. В темноте, что сразу перестала быть темнотой, Пес прижал к земле зверя с неясными очертаниями, размером с барана, с ожесточением рвал ему глотку.
Часовые у костра спят сидя, я толкнул одного, тот упал. Бобик поднял морду, блеснули клыки, глаза горят пурпуром. Мне стало не по себе, но он тут же подбежал и подставил голову. Я почесал меж ушей, огляделся. Кроме зверя, что остался неподвижным, чуть дальше еще пять неподвижных тел. Под каждым расплылась темная лужа крови.
— Что за…
Я прошелся по центру лагеря, убитые животные похожи на гигантских кошек, хотя кошки вроде бы не ходят стаей… Но как прошли, как сумели усыпить стражу, почему не начали прямо с тех часовых, что в передней линии?
Холод прокатился вдоль хребта. Этих зверей кто-то направил. Возможно, не сами звери использовали усыпляющую магию, а тот, кто их привел…
Пригнувшись, словно под обстрелом, я с мечом в руке долго вслушивался, всматривался, задействовав все виды зрения, однако везде оставалось тихо.
— Все, — сказал я Бобику, — благодарю за службу! А теперь давай спать. Они получили урок и больше не сунутся.
Я лег, укрылся одеялом, Бобик устроился было в ногах, но я похлопал по земле рядом, он торопливо лег, осчастливленный, пока я не передумал.
Веки я опустил на случай, если кто наблюдает, а термозрением и запаховым прощупывал вокруг, в любую секунду готовый ухватить меч и прыгнуть на врага. Бобик подвигался, устраиваясь, через пару минут я услышал его ровное глубокое дыхание. Я лежал так до рассвета, а потом, убедившись, что никто не придет, и сам незаметно провалился в сон.
Барон Альбрехт, что спит рядом, открыл глаза, Бобик как раз широко зевнул, показав ему острые клыки. На лице барона проступило высокомерное неодобрение: совсем я забаловал собаку, нельзя же так, скоро и на голову сядет, собаки всегда стараются отвоевать в сердце хозяина больше места, чем тот выделяет. Потом заметил растерзанных чудовищ, вытаращил глаза.
Зайчик громко фыркнул, он тоже заметил, но это же такая мелочь, нечего из-за этого так прыгать и ластиться, будто сделал невесть что огромное.
Лагерь постепенно просыпался, началась суета. Макс выглядел таким потрясенным, что едва не плакал. Ему начали рассказывать, что пришли кундзели, очень редкие звери, их считают исчезнувшими, но вот, смотри, появились…
— Главное, — сказал Альбрехт твердо, даже слишком твердо, — раз мы их увидели, то больше не увидим. Нет людей, которые видели бы их дважды.
Я буркнул:
— Есть и другая причина.
Альбрехт посмотрел с вопросом, понял, ухмыльнулся.
— Ну да, вообще-то да… Наше счастье, что эти зверьки не расплодились! Но собачка у вас, сэр… Что за собачка, чудо. Расцеловал бы, но боюсь, что она и меня… того… как кундзеля.
Все завтракали и держались как пришибленные, а с места снялись вдвое быстрее обычного. И уходили на рысях от проклятого места, где абсолютно все выказали себя полностью беспомощными.
Я постоянно выезжал вперед, носился на большом расстоянии вокруг нашего войска, отыскивая потенциальные опасности. Никто не понимал, почему мы трижды меняли направление, я туманно ссылался на чутье, рыцари потихоньку бурчали, тем более что ничего не происходило, разве что Митчелл и барон Альбрехт помалкивали.
Барон справедливо полагал Митчелла не слишком смышлёным, но то, что Митчеллу король сразу выделил прекрасный участок земли с замком и деревнями, натолкнуло на мысль, что Митчелл если и не умен, то чутье у него есть. И когда Митчелл начал уговаривать поспешить ко мне на выручку, барон после серьезных колебаний решил рискнуть. И вот теперь чует, что мои частые отлучки имеют отношение к странно благополучному проходу через земли независимых и крайне самолюбивых лордов.
Впереди белеет нечто вроде редкого частокола из белоснежной слоновой кости, тянется вдаль, постепенно уменьшаясь, пока не остались совсем крохотные пеньки. Зато с другой стороны, туда частокол тоже уменьшился, хоть и не сильно, белеет нечто вроде сплюснутого трактора.
Всадники шептали молитвы, отплевывались, крестились. Я с дрожью по всему телу представил этого зверя живым. Это же не ископаемое, те давно занесены песком, этот подох не больше чем лет двадцать-сорок тому.
Сэр Растер пустил коня вскачь, осмотрел и крикнул оттуда:
— Ему шею перекусили!… Вот позвонки расплющены… Ну и челюсти у кого-то… Мне бы такие. А то когда за стол, все самое лакомое другие сжирают.
Мне стало еще холоднее, ведь тот, кто загрыз это чудовище, намного крупнее, если ухватил сверху, как пес ящерицу.
— Надеюсь, — сказал я, — они уже подохли? Сэр Растер оскорбился:
— Сэр Ричард, что вы такое обидное говорите? Они должны остаться, чтобы нам сражаться и выказывать рыцарскую доблесть перед дамами.
Будакер пробурчал:
— А даму с собой возите?
— Зачем с собой, — оскорбился сэр Растер. — Пусть сидит у окошка в высокой башне и сопит в тряпочку. А про доблестные подвиги в честь ее красоты я сам расскажу! Или вы сомневаетесь в моем умении рассказать, чтобы она поняла, что я убил дракона, а не привязанную корову?
— Нет-нет, — сказал Будакер поспешно. — Уберите руку с меча, я вас уважаю, сэр Растер!
— Не врете?
— Сэр Растер!
— Это я шучу, — объяснил Растер великодушно. — Нет у вас чуйства юмора, сэр Будакер.
Я смотрел на скачущих навстречу всадников из разъезда. Один прокричал с ходу, что впереди замок Хоффмана. О нашем войске уже знают, замок спешно готовят к обороне. Обозы с провизией удалось перехватить, один вернули от самых ворот. Двое из наших легко ранены стрелами со стен, одного сильно ушибли камнем.
— Молодцы, — сказал я. — Пусть в замке думают, что начнем длительную осаду.
Сэр Будакер спросил с непроницаемым лицом:
— А мы будем штурмом?
Я покосился на его спокойное лицо. Будакер, принеся мне присягу верности, никогда не оспаривает и не сомневается в моих приказах и распоряжениях. И вообще проводит везде мою политику, не докучая мне мелочными вопросами.
