Я как завороженный двинулся в сторону этой чернющей дыры. Бобик добежал резво и остановился, поджидая меня. Я все посматривал по сторонам, потому не сразу узрел в изрезанной стене с множеством выступов и натеков нечто знакомое. Как в старину пушки украшались замысловатым литьем с изображением сцен битв, виноградных листьев, гербов, драконов и единорогов, так и вход в этот туннель окаймлен впечатляющей скульптурой.
Ну да, понятно, это не просто туннель, а как бы вход в пасть огромного дракона. Нет, не дракон, фантазии хватило изобразить нечто иное, пострашнее.
Пес побежал к каменной пасти, заметив мой взгляд, но затормозил за десяток шагов, шерсть встала дыбом. Я подошел ближе, и холодок все заметнее забегал по моей спине. Лучше бы дракон, а это вообще что-то смертоносное, как увеличенная до размеров дракона сколопендра или богомол. Самые жуткие хищники — насекомые, а это явно насекомое… если не хуже.
Я смотрел, смотрел, холодок все глубже забирается под шкуру. Наконец я заставил себя сделать еще шажок вперед. Да, вход в туннель — вход в широко раскрытую пасть. Сверху нависают клыки, но не слишком длинные… видимо, чтобы не мешать проезду крупногабаритного груза.
Что очень не понравилось, так это полное отсутствие пыли на той стороне незримой границы туннеля. Здесь мелкий песок, пыль, везде россыпь мелких камешков, но ни один не закатился в сам туннель. И чисто там настолько, словно невидимые руки постоянно убирают пыль мокрой тряпкой.
Бобик взвизгнул, каменные веки чудовища поднялись. На меня в упор взглянули огромные фасеточные глаза, кроваво-красные, словно исполинские рубины.
Ноги мои вросли в землю. Я открыл рот, с трудом закрыл… Холодок превратился в холод, Пес зарычал глаза тоже налились красным адским огнем. Клыки оскалены, рычание злобное, однако отступил на шажок, а потом еще. Я перевел взгляд на чудовищную пасть.
Глубоко в туннеле появился огонек, исчез, снова появился: слабый, трепещущий, словно вот-вот погаснет. Самое время безрассудно броситься в чернеющий зев…
— Ты кто? — спросил я. — Или что? Из-под земли донесся слабый гул, объемный голос произнес:
— Пароль?
Я дрогнул, но клыки от меня далеко, я сказал отважно:
— Пароль сменился!… Другие времена, другие нравы. Но дело партии живет, прогресс не остановить… И вот мы пришли, прогресс нового, более гуманного образца! Я и Бобик.
Гул стал громче, я на всякий случай отступил, вдруг да подо мной разверзнется, но, как уже заметил, строители хоть и в спешке, но задействовали мощные механизмы, у которых функций в избытке, как если бы компьютерный мозг звездолета поставили охранять курятник.
— Пароль? — потребовал голос снова.
Я заговорил настойчивее и смелее, раз уж не убило:
— Старый пароль забыт! Пришло новое поколение наших. Разве не видишь, что я новый, но старый? Рассказать тебе, как мы строили станцию на Альдебаране, как я налаживал квантовый прыгатель по галактикам, как вот этой ногой решил загадку Шарового Скопления Темных звезд в гипере над андером, перестроил ДНК и генетическую структуру у селенитов?
Гул продолжался, я затаил дыхание. Если это не простой механический сторож, в нем есть и дополнительные функции опознания, может опознать «свой — чужой» не только по кодовому слову.
— Квантовый… прыгатель? — произнес голос гулко. — Как ты… его?
Я возликовал, молодец, угадал, теперь бы только не сорвалась рыбка, сказал в благородном недоумении:
— Я что, техник? Я простой юзер! Приложил ладонь, шаг вперед, еще один за синюю черту, а там только нажать кнопку!
— Какую? — спросил голос.
— Синюю! — огрызнулся я. — Я специалист по выращиванию макраме, а не технарь!… Я летаю по галактикам и просвещаю, просвещаю… А то умеют инвентировать пространство, а вот чуйства прекрасного пробуждать не умеют! Я глаголом жгу сердца людёв, а если понадобится, то и прилагательным!
Гул усилился, земля вздрагивала, Бобик попятился и поскуливал. Собаки, даже самые сильные и бесстрашные, панически боятся грозы и землетрясений.
Я начал пошатываться, со стены откалывались и сыпались камешки, обломки.
— Успокойся, — сказал я благожелательно, — а то что-нить сломаешь. Просто смени пароль. Пришло время восстанавливать и начинать работу заново. Сотри старый, если еще помнишь, а новый будет… э-э… «Одинокий крест в чистом поле»! Запомнил? Подтверди, что выполнено.
Гул превратился в скрежет, визг, снизу из-под камней пошел сизый дымок, затем сильно хлопнуло, визг оборвался.
— Перегорел, — сказал я самому себе, не зная, радоваться или печалиться.
Бобик, нутром чуя, что опасность исчезла, бесстрашно побежал в темный зев. Я шагнул в туннель с опаской, поглядывал на острые клыки и все время готовился отпрыгнуть, если почую что-то подозрительное, но, увы… вернее, ура, жуткая морда осталась неподвижной.
Надо смотреть под ноги, но я то и дело касался вытянутыми пальцами стен. Слишком гладкие, без малейшего следа долота, клиньев, тем более — кирок. Можно бы представить какой-нибудь суперпуперный лазер, что прожег эту дыру, но остались бы на стенах потеки расплавленного камня.
Плечи мои передернулись, в мозгу все чаще картина исполинского червя, что прогрызает каменную стену с той же легкостью, что личинки жуков дерево. Правда, у тех туннели остаются несколько ребристыми, но вот у земляного червя стенки туннелей абсолютно ровные, даже блестят. Возможно, этот гигантский червь не только прогрызал дыры, но затем стесывал неровности множеством шипов на теле… Можно предположить, что червяк длинный, как дождевой, а шипы от головы самые острые и грубые, а затем все мельче и мельче, обеспечивая доводку стен до зеркальности…
Бобик остановился, ждал, я подошел и не сразу обратил внимание, что круглое отверстие туннеля незаметно сменилось квадратным сечением. Под ногами ровный до гладкости пол, стены идеально вертикальные, а потолок выровнен, как будто работали не люди. Ведь как люди работают, известно, сам, стыдно сказать, человек.
— Бобик, — сказал я шепотом, — не убегай слишком уж… Мне без тебя страшно, скажу честно. Тебе такое сказать можно, не стыдно.
Он оглянулся, помахал хвостом: не бойся, я с тобой, но больше не убегал, пошел на шаг впереди. На гладких стенах кое-где глубоко врезанные знаки, потом встретился крупный орел в виде барельефа. Художник мастерски передал в камне хищную живучесть птицы, а ее слепые глаза смотрят так, будто вот-вот откроются.
Барельефы начали встречаться чаще и чаще, пошли один за другим, даже тесня друг друга, наезжая краями. Иногда четкие, иногда полустертые, хотя не могу себе представить, что их стерло. Если, как говорится, время, то почему соседние выглядят так, будто неведомый мастер только-только закончил?
Я всматривался пристально в то, что может появиться в дальнем конце туннеля, как вдруг что-то свирепое и мощное, дохнув жаром, ухватило меня за плечо. Острая боль пронзила тело, длинные когти вспороли кожу и глубоко вонзились в плоть. Я заорал, инстинктивно ухватился за ушибленное место…
