— Лучше не спрашивайте, — ответил я уныло, — а то начну сокрушаться, что из меня так и не получилось настоящего рыцаря… для Севера.
В его глазах появилось опасливое уважение, а я закутался в плащ поплотнее. Холод еще временами сотрясает, но уже легче, голод терзает внутренности, однако не могу же жрать беспрерывно, желудок еще прежнее не успел переварить…
Альбрехт принес еще одно теплое одеяло, укрыл меня, подтыкнув со всех сторон, я поблагодарил, и вправду чувствую себя хреново из-за сильнейшего стресса, Виконт нанес мне с десяток тяжелейший ран, и хотя я залечил все, но где-то в районе кишок угнездился темный ужас, что просыпается при любом воспоминании, и виртуальная острая сталь снова пронзает плоть, словно острый нож бурдюк с вином.
Правда, еще больше хотелось… ну ладно, заставил себя ехать врозь с леди Беатриссой. Я показал себя таким, таким… что лучше держаться друг от друга подальше, пока оба не натворили того, о чем пожалеем.
Мне кажется, и она это же чувствует, иначе не избегала бы так старательно. Впрочем, это избегание замечаю только я, а так хлопотала с ранеными, до самого отъезда следила, чтобы всех погрузили с удобствами. Вешать никого не пришлось, в схватке перебили всех разбойников, тем более что удобное для обороны убежище вдруг оказалось ловушкой.
Тепло наконец-то начало медленно расползаться по телу. Измученные ознобом мышцы перестало сводить судорогой. Я впал в полудремоту, успел себе сказать предостерегающе, что сегодня дошел до предела своих сил, могу откинуть копыта просто от истощения, после чего погрузился в блаженную тьму.
Копыта стучат негромко, поскрипывают колеса, приглушенные голоса, потом я перестал слышать их тоже, летал над дивными городами и падал в пропасти с темным бурлящим туманом, вздрагивал, но тут же проваливался в тьму снова.
Подъехал Альбрехт, я прочел в его глазах нетерпение, все понял, сказал честно:
— Барон, не надо меня опекать!… Я уже прихожу в себя, я живучий. Просто слишком уж меня тряхнуло… давайте в седло, вас ждут в замке.
— Сэр Ричард, — возразил он. — Там без меня управятся.
— Как? — спросил я. — Пьют и бесконечно поднимют тосты. А вы сразу начнете проводить гуманитарные реформы. Ну же, барон! Он поколебался, вытянул шею, осматриваясь.
— До замка уже близко…
— Вот и езжайте, — подбодрил я. — А я полежу в телеге. Так осточертело трястись в седле!
Он улыбнулся.
— Это мне знакомо. Но вы уверены…
— Уверен, уверен, — прервал я. — Езжайте, барон!
Мне надоело выслушивать вашу критику. Я в глубине души еще тот тиран!
Он бледно улыбнулся. Я закрыл глаза и слушал, как он отдает последние распоряжения крестьянам, как меня везти, как укрывать, беречь, заботиться.
Затем простучали, отдаляясь, копыта его коня. Я погрузился в сладкую дрему и пообещал себе, что не проснусь, пока не проедем под аркой ворот моего замка Сворве.
Сквозь сон, шум в ушах и звуки небесных труб донесся дробный стук копыт, крики, лязг оружия. Я проснулся в тревоге, начал сбрасывать с себя одеяло. Страшный удар в затылок потряс до кончиков пальцев. Меня швырнуло снова в пропасть, а когда очнулся, сразу понял, что времени между этими отрезками сознания прошло уйма.
Резкая боль стегнула, едва повернул голову. Кое-как заставил себя восстановиться, боль прошла, и только теперь ощутил, что связан, как баран, которого везут на продажу.
Надо мной проплыла широкая каменная арка. Я прислушивался к голосам, ничего обо мне, что и понятно: уже отговорили, а вот о бабах можно говорить часами и сутками.
Итак, я в плену. Меня не убили, рыцарей вообще стараются не убивать: на них можно неплохо нажиться. Пока телега разворачивалась во дворе неизвестного замка, я поспешно вспоминал, что рыцарей в любых войнах стараются не убивать, а захватывать в плен: полно случаев, когда захвативший в плен сказочно богател, получая выкуп.
Да я сам помню, как герцогиня Алансонская посылала Жанну д'Арк и страшилась, что ее муж снова попадет к плен, как в прошлый раз, когда провел в такой же темнице пять лет, она тогда выплатила двести тысяч экю. Если попадет еще раз — семья будет разорена полностью. Или как был удивлен и обрадован Людовик Второй, когда его мать, умирая, сообщила, что у нее припрятаны двести тысяч экю, это чтоб не собирать за него долго выкуп.
Многие семьи, даже очень богатые и знатные, были доведены до полной нищеты, когда их вынуждали выкупать родственников! А сколько случаев, когда аппетиты превзошли возможности: Карл Орлеанский, попавший в плен при Азенкуре, провел в английских тюрьмах почти всю жизнь, а Иоанн Первый, попавший в плен при том же Азенкуре, пробыл в темнице двадцать лет, где и умер, потому что семья не могла собрать двести пятьдесят тысяч экю выкупа!
Пленных покупали и перекупали, выставляли на аукционы, ценность их росла или падала, пленными расплачивались со вспомогательными войсками или с союзниками.
Блестящую операцию провел кондотьер Родриго де Вильяндрандо: после битвы при Антоне он тайком пообещал одному из пленных свободу, а тот в обмен рассказал, кто из захваченных беден, кто богат, а кто очень богат. Затем Родриго выкупил у товарищей тех, кто побогаче, тут же оценил их в десятки раз дороже, и уже первые пленники принесли ему такое богатство, что он забросил опасное военное ремесло.
Со мной случай потруднее: по всем признакам, я беден, однако найдутся свидетели тому, как я легко расплачивался с крестьянами, одаривал служанок. Да и такие доспехи, оружие, конь — все это мог позволить себе только состоятельный человек. Но насколько состоятельный? Если назвать сумму, превышающую возможности моей семьи, то я просижу здесь годы и в конце концов помру, принеся только убытки: кормить все-таки надо…
Конечно, можно сразу послать к леди Беатриссе за выкупом, но это если у них будет хоть малейшая надежда, что она не обрадуется моему пленению. В ее положении, если понимать его рационально, она скорее доплатит, чтобы меня не выпускали, чем раскошелится на освобождение.
Послышались шаги, властный голос. Меня ухватили и перевалили через край телеги. Я больно ударился о вымощенную камнем землю. Те же руки подхватили, поставили на ноги.
Перед мной стоял… Франц Эстергазэ. Все в тех же непривычно простых доспехах, но без головного убора, волосы коротко подстрижены, что не в обычае рыцарей. Серые глаза смотрят с холодноватым интересом. — Ничего личного, граф, — заверил он с ледяной любезностью. — Просто я весьма деловой человек. А вы… очень богатая добыча. — Я? — удивился я. — Да у меня, как у латыша…
Он покачал головой, не слушая.
— У вас есть то, что нужно мне. У вас арбогаст, у вас Черный Пес, настоящее имя потеряно, но уже тысячи лет известен в древних рукописях как Черный Пес, Пес Ада, Чудовище адских разломов и еще под десятком пугающих имен. Так?
Я поинтересовался:
