Он хмуро кивнул:
— Знаю. А вот что вы не дурак… у меня просто в голове не укладывается.
— Спасибо, — ответил я. — Но кому-то надо и меч держать в руке, не вкладывая в ножны. Чтобы другие могли наукой заниматься… Аморальный человек если добивается власти, то и власть у него аморальная. И держится только на страхе… Благородство уязвимо и вообще не жизнеспособно, верно? Но почему-то все еще живет… Сколько его ни топчут, сколько ни высмеивают, но… Скажи, вот к твоему господину придет маг посильнее и предложит услуги… что тот сделает?
Он ответил хмуро:
— Примет.
— Да, это понятно. А что с тобой?
— Ну…
Он умолк. Маги не терпят друг друга, справедливо видя соперников. Среди магов нет сотрудничества, каждый стремится подмять другого и завладеть его имуществом. Если придет сильнейший, Эстергазэ его возьмет и с легким сердцем позволит убить предыдущего. Или даже сам убьет, чтобы не пошел на службу к соседу и не рассказал, где ключи от комнаты, где деньги лежат.
Я видел в глазах Миркуса, что прекрасно понимает все, но такова жизнь, другой нет, надо жить по этим законам.
— Законы придумываем мы, — проговорил я. — Я в самом деле не с Юга… Как уже говорил, с Севера, само-го-самого.
Он поморщился.
— Север… Это дикость, это варварство. Только на Юге развито все то, к чему я так стремлюсь.
— То не весь Север, — ответил я как можно серьезнее. — Настоящий Север дальше, дальше… Я с того, дальнего, где олени. Ну и где белые медведи на улицах… Не слышал? У нас там и наука развита, и магия, и все такое, но, конечно, под благословенной десницей церкви. И развита, скажу по секрету, намного сильнее. Он скептически сжал губы:
— Простите, но весь мой опыт говорит…
— Ты не сталкивался с настоящими северянами, — заверил я. — С теми, кто на Крайнем Севере. Мы редко покидаем свои края. Я вот покинул…
Он всматривался в меня пытливо.
— Да, вся моя магия бессильна, — признался он. — Но это пока что. Просто у вашей магии какие-то иные основы. Я постараюсь разобраться.
Я покачал головой, хотя каждое движение после стольких дней пребывания на цепи дается с трудом.
— Сам?… Никогда.
— Скажете, — обронил он. — Рано или поздно мой господин получит от вас все, что пожелает. Я поморщился.
— По-моему, ты уже знаешь, что пытки в таких делах не помогают. Но на добровольной основе я мог бы тебя научить многому. Ты в самом деле стал бы сильнейшим из магов.
Он спросил с подозрением:
— Это на какой добровольной основе? Чтобы я предал своего господина?
— Клятвы держать нужно в отношении тех, — сказал я сухо, — кто сам их держит. Ты знаешь, что твой господин их не держит. Там, где правит рынок, клятвы ничего не стоят. Когда вассалы клянутся мне в верности, я в ответ даю клятву быть верным в отношении их самих. Я и одного из них, даже самого малого, не оставлю в беде. Вассальные отношения связывают обе стороны. А твой господин, прибыв с Юга, старается пользеваться вашей верностью, ничего не давая взамен… Думаешь, это будет длиться и тогда, когда вассалы это поймут?
Он нахмурился, отступил к своему столу. Я наблюдал из-под приспущенных век, как он раскрыл книгу, но что-то слишком долго читает, а глазные яблоки перестали двигаться, посылая взгляд вдоль строк.
Я еще больше приблизил его лицо, обострил запа-ховое, на этот раз отчетливо чувствую неуверенность и растущее раздражение. На меня? На ситуацию?
ГЛАВА 9
Через два дня он зашел сразу после тюремщика, что принес еду, к столу не пошел, напротив, приблизился ко мне. Я видел сочувствие в глазах, наконец он обронил:
— Граф Колдуин и барон Сперс… это самые могущественные вассалы сэра Эстергазэ, требуют, чтобы вас предали смерти.
— Почему?
— Говорят, вас отпускать опасно. Никакой выкуп того не стоит, чтобы оставлять такого противника в живых.
Я спросил быстро:
— А что твой хозяин?
— Особо не спорил. Сказал, если граф Колдуин и барон Спеос внесут выкуп, то пусть убивают хоть прямо тут же, в подвале.
Он сам налил мне в миску из кувшина воды, я спросил жадно:
— А что те?
— Начали просить снизить сумму. Наш хозяин вроде бы пойдет им навстречу. Все-таки не для наживы выкупают! Для общего блага, значит, а у сэра Эстергазэ тоже совесть есть… Я фыркнул:
— Совесть? У цивилизованных людей это называется иначе.
— Так или иначе, — сказал он, — все скоро решится.
— Да, — согласился я. — Но ты подумай.
— О чем?
— Я мог бы взять тебя на службу. Он горько рассмеялся:
— Откуда мне знать, что это не обман? В вашем положении можно наобещать всего. — Положение у меня хреновое, — согласился я. — Но если увидишь, что столкнулись равные По мощи быки, выбирай все-таки не самого подлого… хотя может показаться, что беспринципные идут дальше. Он ответил сухо: — Благодарю за совет.
Я смотрел на захлопнувшуюся дверь, в воздухе остался заметный запах тревоги, раздражения и острого недовольства. Я шарил взглядом по осточертевшим стенам, со дна души уже не тревога, а нарастающая паника. Сколько ни зову дефов, не появляются: то ли не слышат, то ли здесь их нет. Да и то верно, они стараются держаться поближе к магме, куда их не допускают злые… не помню, какая-то боковая ветвь вроде наших неандертальцев. Это в замке леди Беатриссы мы пересеклись благодаря удачным случайностям, к тому же там древний артефакт их прошлой мощи, они время от времени наведывались к нему, а здесь что им делать? Больше позвать некого. Даже конь и Пес не услышат из подвала, да и услышали бы… Я здесь на такой глубине, что они, пытаясь добраться ко мне, неминуемо погибнут под градом арбалетных стрел.
Я висел на цепях, поникнув головой. Прикидываться почти не приходится, в самом деле измучен, в самом деле глухое равнодушие заползает в душу. Может быть, сказываются растворенные в воздухе снадобья, притупляющие волю.
Дверь хлопнула, я не поднимал голову. По звуку определил, что спустились двое, от обоих пахнет дешевой бражкой, рыгают, сопят и чешутся.
— Сомлел, — прогудел один голос. — Это что ж, тащить придется?
— Он и так живучий, — сказал второй. — Эх, продержался бы еще денек… Ну да ладно…
Мои руки больно дернуло, ударил молоток, полетели искры. Увальню понадобилось не меньше десяти ударов, пока сбил кольца с моих ног, причем трижды ударил по пальцам. Я едва не взвыл, с огромным трудом не залечил ссадины сразу, теплая кровь потекла на пол.
Потом сбивали с рук, а когда осталась одна рука, стражи разделились:.один отошел с мечом в руке, второй хекая, как дровосек, бил молотком по металлу.