— Нет…
— Дурак ты, Кулек!.. Ладно, это долю объяснять. Дойдем еще до этого… В общем, слушайся во всем меня.
— Ты что, — собрался телевидение приватизировать?
— Нет. Это — потом. Для этого другие люди есть. А у меня есть идея. Понял? Которая меня прокормит. И тебя, если нее будешь лопухом.
— Что за идея?
Пряхин встал, держа в вытянутой руке стакан с виски, и торжественно вымолвил:
— РУССКАЯ ИДЕЯ.
Кульков ошеломленно молчал, ожидая продолжения. Пряхин скосил на него глаз и дернул подбородком.
— Так что за идея-то — я не понял? — наконец не выдержал Кульков.
— Е-мое! Я же сказал — русская идея.
— Это как понимать?
— Господи, ну ты балбес!.. Неужели партийные работники все такие тупые?
— Я не партийный работник. Если ты имеешь в виду завод — я по профсоюзной линии…
— Одна хренотень. В общем, ты согласен идти со мной? У меня связи уже есть — в Сибири, в Казахстане, на Волге… А главное — в Москве. Оттуда денежки к нам рекой потекут!
— Не знаю… Я не понимаю, Данила. Что делать-то надо?
— Объясню. Все объясню. Ничего особенного делать не придется… Идею отстаивать — большей частью.
— И за это платят?
— Заплатят. Еще как заплатят! Все заплатят… — Пряхин как-то недобро прищурился.
— А я-то на кой хрен тебе нужен? Я не врублюсь… — снова заныл Кульков.
— Ты мне нужен — как настоящий коммунист. Понял? Я надеюсь, ты из партии не вышел вместе с этой кодлой перестроечной?
— Выйти-то не вышел, да ведь все равно не в почете нынче коммунисты… И потом, что же я один такой в городе «настоящий коммунист», — с ехидцей спросил Сан Саныч.
— Не один, — серьезно ответил Пряхин. Но мне с тобой работать удобнее. Так что?
— Не знаю…
— «Не знаю», «не знаю»… Думай быстрее! Решать мне твои проблемы с этими бандосами малолетними или не решать?
— А ты что — правда, можешь? У тебя «крыша» есть?
— У меня «крыша» — матушка-Россия. Понял?
— Нет.
— Вы готовы?
Кульков вздрогнул. Почему-то в эти секунды, в последние мгновения перед эфиром, на него накатывали воспоминания о начале своей карьеры… Настоящей карьеры. Не той, мелкой, заводской, а нынешней, сделавшей его человеком известным не только в Питере, но и в Москве — телевизор-то там питерские каналы показывает… Не таким, конечно, известным, как Жириновский или Лебедь, но все-таки… Не последний в городе человек!
Подлетела девушка-гример и смахнула со лба Сан Саныча капельки пота… Единственное неудобство, единственная вещь, омрачавшая Кулькову почти детское удовольствие вещать перед камерой, — он потел. То ли от света приборов, то ли просто от волнения, но потел так, что это было заметно на экране — и создавало у искушенного зрителя определенное впечатление: дескать, Кульков находится перманентно в состоянии глубочайшего бодуна. Впрочем, может быть, Кульков и преувеличивал несколько эту свою беду. Не самую к слову сказать, большую.
В студию вошла Галина Ипатьевна. И Кульков тут же подумал: «Какой все-таки пробивной парень — этот Комар! Скоро встанет на место Гриба. И не хуже будет с делами управляться, а может, и лучше. Умудрился-таки черт, из Москвы вытащить эту телезвезду. И премьера у нее в Питере не с кем-нибудь, а с Кульковым! Надо будет Комара как-то отблагодарить… Неясно, правда, как: у него деньжищ — куры не клюют, сам чего хочешь может себе устроить — любой праздник души. Но так, мелочь разве что какую-нибудь, знак внимания… Они, эти прибандиченные молодые, новая генерация, они это ценят…»
Ипатьева уселась рядом с Кульковым на высокий табурет, обдала Сан Саныча теплой волной дорогих духов и дежурно улыбнулась лидеру питерских коммунистов.
— Начнем, Сан Саныч?
— Да, Галя, — солидно ответил он. — Давайте. Времени мало.
Кульков лукавил. Времени было у него ровно столько, сколько он захотел бы провести в компании Ипатьевой. Но опять же, имидж чертов… Деловой человек… Каждая минута на счету…
Ипатьева как-то криво улыбнулась, но настроение Кулькова не успело испортиться. Режиссер махнул рукой:
— Камера!
— Здравствуйте, — строго сказала Ипатьева, глядя в камеру. Она теперь взяла на вооружение манеру известного своими ядовитыми комментариями Сергея Доренко. Кульков отметил, что Ипатьевой это шло.
«Женщина-вамп», — подумал он с удовольствием. Не совсем, правда, отчетливо представляя себе, что же это за «вамп» такая… Но звучало красиво!
— Наша передача называется «Новая история». Насколько это название соответствует содержанию — тому, как и о чем мы будем вести речь, судить вам, дорогие зрители. А мы, пожалуй, начнем без предисловий. Сегодня в студии в разговоре с нами участвует Александр Александрович Кульков… — Ипатьева сделала микропаузу и стрельнула глазами на Сан Саныча (который очень вовремя слегка кивнул головой — как бы сказал: «Здрасьте!»). — … А беседовать мы с вами и с Александром Александровичем будем о многом. И, в частности, о трагедии, происшедшей в Санкт-Петербурге совсем недавно. Я имею в виду убийство депутата Государственной думы Игоря Андреевича Маликова. Мы намереваемся разобраться в этом. Хотя, похоже, убийство Маликова может стать еще одним пунктом в списке длинных нераскрытых заказных убийств, который ведется вот уже несколько лет. Мне очень прискорбно это говорить, но ведь Петербург действительно превращается в криминальную столицу страны… У меня складывается такое ощущение, что люди приезжают в этот город специально для того, чтобы умереть… Может быть, я ошибаюсь, и, коренным образом, петербуржцам все видится по-другому. Но я живу в Москве, и, на мой, сторонний, взгляд, все выглядит именно так. А вы как считаете, Александр Александрович?
— Здравствуйте, дорогие зрители! — Кульков внимательно посмотрел в камеру и только потом перевел взгляд на Ипатьеву. — Я понимаю, что в сложившейся ситуации многие из вас… — Сан Саныч снова блеснул глазами на камеру. — Многие из вас, дорогие телезрители, подумают сейчас: вот пришел коммунист, будет оправдываться. Ведь ходят по городу слухи о том, мол, демократа убили. И что это чуть ли не происки коммунистов… Что же, каждый волен думать так, как ему хочется. Свобода совести — неотъемлемое право каждого человека. Я готов ответить на все ваши вопросы… — Кульков опять перевел взгляд на Галину.
— Ну, конечно, — отреагировала она, — нелепо было бы утверждать, что питерские коммунисты имеют какое-то отношение к убийству. Это дело криминальных группировок. Здесь не может быть двух мнений. Но главный вопрос: кому это выгодно? — повисает в воздухе. И, если исходить из сложившейся ситуации в стране, характеризуется постоянным обострившимся в последнее время до предела политическим противостоянием, то можно сказать: коммунисты, по своей ли воле, или же по воле случая, получили, с позволения сказать, фору… Ведь Маликов выступал в качестве одного из сильнейших оппонентов программы коммунистов, он всегда отстаивал новые ценности, не шел на компромиссы и безжалостно критиковал «левых»… Разве не так?
