— Кандидатуру?
— Ну, персонажа, которого обвинят во всех смертных грехах. Короче, на него списывают все неприятности, которые произошли с Маликовым и со всеми остальными.
— Это вот тот самый Максимов, которого все ищут? Так он не виноват? Серьезно?!
— Галя, пойми одну простую вещь: если бы он был не виноват, это была бы не работа. Это означало бы сделать все не профессионально… Одним словом — халява! А Максимов — бандит. Кличка у него Мужик. Правда, некоторое время назад он вроде как завязал. Однако что это меняет? Вершится высшее правосудие, Галя, и я — его орудие, извини за пафос… В общем, этот мой капитан, Шульц, пас его, Мужика то есть, давным-давно. По старым делам. И никак выпасти не мог. У него на этого Максимова какие-то личные обиды: то ли деньги у Шульца пропали в одной из пирамид, которые в максимовской структуре строились, под его защитой, то ли еще что… Короче, мечтал он Максимова наказать. Вот как хорошо все сошлось! Получит страшный преступник по заслугам. А авторитеты всякие, из тех, кого ты видела недавно, в «Коломне»… Ну, когда я за бензин вел базар… Они тоже много чего против него имеют. Так вот и использовали мы его для благого дела.
— Для твоего благого?
— Ну, пусть для моего. Но не только, не только, Галечка… Можно сказать, и для народного. Потому что порядок должен быть везде. И один хозяин!
— Старая песня! — улыбнулась Галина. — Все авторитеты про этот порядок болтают. На самом деле — им бы только карман набить, а на порядок всякий — наплевать. И тебе тоже.
— Может быть, ты и права. Только — смотри… Работу я сделал? Сделал! Сегодня с тобой вместе мы, мы ее закончили. Это был последний этап: с телеканалом. Я и не думал, что так гладко все пройдет. Купил телеканал сам у себя. Скажи, ведь здорово?
— Ничего. Впечатляет. А москвичи-то твои знают, что этот банк, где Кульков берет кредит, тебе принадлежит?
— Откуда им знать? Моей фамилии там в совете директоров нет. Только без меня они шагу не ступят. Не знают, конечно, об этом никакие москвичи… И знать не будут.
— Слушай, а мент этот Шульц… Ты уверен, что он только на тебя работает?
— Не уверен. Но, знаешь, Галя, такая с ним печальная история случилась…
— Господи! Ты его угробил?
— Нет… Скончался он. В больнице. От перитонита алкогольного. Представляешь, какая незадача? И врач, который делал заключение о смерти Шульца, тоже умер — представляешь? Просто цепь страшных совпадений! Пал врач жертвой квартирного ограбления — Григорьев Володя… Тоже мент — хитрый, понимаешь, такой: прямо завидно мне было иной раз! Знал много, умел много… Но вот — и на старуху бывает проруха! В общем, об этом, Галя, обо всем, кроме меня и тебя, теперь в полном объеме не знает никто.
— А зачем ты мне все это рассказал-то?
— Ну вот, приехали. Сама же попросила…
— А если я…
— Ну, не смеши меня. Ты же знаешь, Галя, что с такой информацией в голове лучше ходить тихо-скромно… И никому ничего… Я, рассказав тебе все это, еще больше, милая моя, тебя к себе привязал. Вот я какой хитрый, а? — Комаров снова засмеялся. — Ты ж говорила, что в меня влюбилась. А что стоит тебе только начать с какими-нибудь органами обо мне разговаривать — тебя первую и уберут. Зачем им такая ходячая библиотека? Тут очень большие люди замешаны… Очень! Вон — Гнедко сам приехал, проконтролировать… Им Питер нужен, очень нужен! Порт, окно, понимаешь, в Европу… Вот я им Питер на блюдечке и подношу. Под моим, однако, чутким руководством… — Комаров зевнул. — Галь!
— Что? — вскинулась Ипатьева.
— Пойдем поспим, а? Что-то я за последние несколько суток так устал — просто с ног валюсь! Я же почти неделю не сплю…
— Ты говорил, что сейчас Гнедко приедет.
— Ах ты, черт, забыл! Ладно, подождем… Гера! — Комар повернулся к бармену. — Кофе свари покрепче! Пожалуйста, дорогой, как я люблю… когда же эта работа закончится? — спросил он как бы сам себя, но глядя при этом на Галину.
— Скоро, наверное, — ответила журналистка. — Ты же сам сказал, что уже все сделал.
— Да… Если только этот Гнедко еще чего-нибудь не придумает. Но я скажу: потом. Все — потом! Устал Гена Комаров, устал… Столько наворотили здесь, а я все разгреб… Ничего, перебьются.
Курс молодого бойца
— Все понял, — сказал Боец в трубку. — Все понял, — повторил он. — Хороший план! Думаю, сработает… Слышь, ты, Голсуорси! — Боец отключил радиотелефон и смотрел теперь на Анисимова. — Собирайся. Сейчас поедем в одно место.
— Ку-куда? — трясущимися губами еле выговорил Анисимов.
— На ку-кудыкину гору, — ответил Боец. — Шнуруй ботинки, сволочь!
Олег Анисимов никак не предполагал, что сегодняшний вечер окончится таким ужасом. Ужас сидел прямо перед ним, в его любимом кресле, и смотрел на Олега немигающими, пронзительно-синими глазами. Ужас явился сюда в образе молодого худенького паренька и, как Анисимов думал сейчас, сломал ему, Олегу, жизнь напрочь. Непоправимо! Причем это в самом лучшем случае — если повезет, если вообще она, жизнь, у него останется после этого чудовищного вечера…
Паренек позвонил ему на мобильный и сообщил, что располагает важнейшей информацией, касающейся его, Анисимова, непосредственного начальства, и что информация эта стоит недорого, а ему, Олегу Евгеньевичу, принесет золотые горы.
— Я ее использовать не могу, — говорил в трубке юношеский голос. — А вы… Эх, если бы я на вашем месте оказался! Но я сегодня улетаю, и мне срочно деньги нужны.
— Какие еще деньги? — Недовольно спросил Анисимов. — Что за деньги?
— Ну, баксов двести отстегните, Олег Евгеньевич…
— Да за что? За что я тебе должен платить? Срываться среди ночи, нервы себе портить…
Анисимов сидел в ночном клубе «Галерея». И, если честно, ему было ужасно скучно. Нечего было делать сегодня Анисимову в «Галерее». Но привычка к светской тусовке заставляла его пить уже четвертый бокал пива и улыбаться всяким идиотам, подходившим к его столику, многозначительно подмигивая, показывая своим телкам, что они знакомы со скандальным репортером.
— А если мне наплевать на эту вашу информацию? — снова спросил Олег Евгеньевич.
— Давайте так: вы приедете домой, а я вас встречу у подъезда. Скажу первую часть, и если вас дальнейшее не заинтересует — разойдемся. Если же будет интересно, тогда вы даете деньги, а я выдаю, что знаю.
— Ладно. Только…
— Да не бойтесь вы, елки-палки, я не грабитель, не бандит… И не мент. Я же говорю: на «Ленфильме» работал, потом перешел на телевидение. В монтажной сидел.
— Как звать? — на всякий случай спросил Анисимов. Он не знал никого их этих молодых ребят, множество которых пришло за последние два года на телестудии города, но, имиджа ради, давал понять, что ему якобы знаком поименно огромный штат питерского телевещания.
