– Ричард Длинные Руки, – ответил я.
Он запнулся, всмотрелся в меня внимательно.
– Я слышал о вас, сэр, – проговорил он наконец. – Я прибыл в Зорр уже после вашего отъезда, но о вас говорили, что вы помогли остановить переворот. Сэр Ричард, мы чтим Ее Величество и бережем ее покой…
– Вижу, – ответил я, – и клянусь, мой визит чуть-чуть развеет ее скорбь.
Он отступил в сторону:
– Идите.
– Спасибо, – сказал я тепло.
Поднимаясь по винтовой лестнице, я не встретил ни слуг, ни хотя бы приставленную к королеве служанку: в Зорре не хватает людей, и даже у самой последней двери, что у комнаты под крышей, нет ни слуги, ни стража.
Я постучал в запертую дверь и, не дожидаясь отклика, сказал громко:
– Ваше Величество! Ричард Длинные Руки жаждет засвидетельствовать вам свое почтение!
Некоторое время было тихо, затем я услышал шаги. Лязгнул металлический засов, покинув петли, дверь дрогнула. Я потянул на себя и перешагнул порог.
Шартреза, прямая и сильно исхудавшая, с бедным строгим лицом, в черном платье и в черном платке, отступила на шаг, давая войти. Сердце мое болезненно сжалось. Когда увидел ее впервые, это была самая эротичная женщина на свете, воплощенная чувственность и, как мне тогда казалось, при полном отсутствии души. Сочное, но гибкое тело, высокая привлекающая взоры грудь, чувственные губы, крутые бедра, что так и просятся в жадные мужские руки… Все рыцари не отрывают от нее взглядов, в этот момент ненавидя своих жен-дурнушек, а в сравнении с Шартрезои все женщины – дурнушки, и как я был поражен, убедившись, что на самом деле она влюблена в своего мужа, престарелого Шарлегайла!
Глаза мои защипало, я наклонился к ее руке и задержал губы на бледной холодной коже, чтобы не дать ей увидеть свои влажно заблестевшие глаза.
– Шарлегайл, – произнесла она. Я ответил:
– Шарлегайл, Ваше Величество. Шарлегайл! Только он. И я почему-то уверен, что снова увидим Его Величество на его троне. Ни Зингильда, ни кто-то еще не посмеют и приблизиться.
– Сэр Ричард, – произнесла она тем же тусклым и бесцветным голосом, но я ощутил, как в нем просыпается жизнь, – вы уже однажды спасли трон.
– Это вы спасли, – возразил я. – Я помогал, как мог. И часто – неуклюже.
Она вздохнула:
– Вас не было, сэр Ричард.
Острая боль кольнула в сердце, я задержал дыхание. Шартреза не обвиняет, у меня нет полномочия Беольдра или других полководцев, но все равно я ощутил себя виноватым. Мало шансов, что я чем-то мог бы помочь, Шарлегайла похитили вдали от Зорра, но все-таки…
Я снова склонился к ее руке, все с той же безукоризненно атласной молодой кожей, но теперь холодной, как лед.
– Ваше Величество… я, как и все люди Зорра, сделаю все. Вы понимаете, Карл нанес нам тяжкое оскорбление. Такое смывается только кровью.
Я отступил через порог и закрыл за собой дверь. С той стороны звякнул засов.
Полдня я скитался по крепости, дважды встретился с Беольдром. Тот неутомимо заделывает все бреши, перераспределяет оставшихся воинов. Мрачно улыбнулся мне, ничуть не удивившись, что и я осматриваю стены, а как же, все христианские воины должны прийти на защиту Зорра.
– Ланселот, – сообщил он, – а также Рудольф, Бернард и еще с десяток сильнейших воинов… рыскают в поисках следов Шарлегайла.
– Бесполезно, – вырвалось у меня. Он кивнул.
– Это понимают все. Но Ланселот буквально обезумел. Он поклялся убить Карла, его детей и вообще вырвать с корнем все его семя.
– Я его понимаю, – сказал я горько, он остро взглянул, я пояснил: – Дурак я, но все-таки решился побеспокоить Ее Величество.
Он помрачнел.
– Шартреза в первые дни вообще не могла ни есть, ни пить. А сейчас живет только надеждой на чудо.
– Да, – согласился я, – только чудо может спасти Шарлегайла.
Я козырнул и, оставив его с воинами, отправился к церкви. Пришлось подождать, когда закончится служба, отец Дитрих вышел усталый, круги под глазами, еще одна бессонная ночь. Сообщил, что по его просьбе совет инквизиции соберется сегодня вечером. Сбор экстренный, но кворум для решения наберется: зима, все на месте.
Я вякнул насчет того, чтобы и мне поприсутствовать, отец Дитрих лишь слабо улыбнулся. Мол, с суконным рылом да в калашный ряд, потом неожиданно добавил, что после заседания меня могут выслушать. Просто, чтобы из первых рук получить сведения, как и что в тех дальних и крайне неблагополучных странах.
Я проторчал весь вечер в прихожей дома, где собрались на экстренное заседание инквизиторы. Заседание длилось несколько часов, слуги на меня посматривали сочувствующе и трижды предлагали поужинать или хотя бы перекусить.
Наконец, из зала донесся шум, голоса стали громче. Через минуту двери распахнулись, начали появляться священники. Я дождался, когда выйдет отец Дитрих. Он сразу направился ко мне и сказал с иронической улыбкой:
– Не радуйтесь, всего лишь перерыв. Люди немолодые, отдыхать надо чаще… У отца Феодосия нелады с мочевым пузырем, ему приходится то и дело отлучаться…
– Господи, – пробормотал я, – вы третью мировую войну развязываете, что ли?
– Вроде того, – ответил он рассеянно. – Дел много, а мой вопрос не самый важный.
– Хотите сказать…
– Да, до него еще не добрались.
– Господи!
– Хорошо, что пришел пораньше, – сказал он неожиданно. – Ты говоришь хорошо и жарко, им не мешает и тебя послушать. Я убедил, что они не зря потеряют время.
– Ура, – сказал я тихонько. – У меня есть шанс реабилитироваться.
– В чем?
– Я помню, – сказал я, – как они решали… в смысле, на костер меня сразу или чуть погодя. Чтобы дров собрать побольше.
Отец Дитрих усмехнулся:
– Как видишь, у нас мудрые отцы. Решили погодить, присмотреться.
Еще через полчаса я ступил через порог с трепещущим сердцем, хотя изо всех сил держу лицо каменно невозмутимым. Двенадцать самых строгих и ревностных священников, кто не щадит ни себя, ни других. Кое-кого я узнал сразу: это перед ними стоял трепещущий, ожидая решения своей судьбы.
В плащах и с укрытыми капюшонами лицами они расположились вдоль стен. Стулья почти касаются один другого, все инквизиторы сидят спокойно и неподвижно. Тени от верхнего края капюшона падают так, что укрывают глаза, я вижу только нижние части лиц.
Один из священников, я узнал в нем отца Феодосия, что в прошлый раз отнесся ко мне с предельной подозрительностью, сказал суховато:
– Сэр Ричард, отец Дитрих рассказал нам о вашей странной просьбе. Подробно рассказал, даже аргументировал, но мы пока не обсуждали эту проблему.
