Она наклонила голову, глаза смеялись, она смотрела лукаво и чуть искоса.
– Верно. Говоришь весело, отважно. И лицом ты…
– Что?
Она засмеялась.
– Иззабарьерный! Не прокален солнцем, не тронут злой магией этих мест. Чистенький, как здесь говорят. Заходи, отдохни, поешь блюд, которых здесь не знают, вкуси утех, каких ты еще не получал ни от одной женщины…
Она отстранилась чуть, предлагая мне пройти, но все равно я задел бы в узком проходе ее высокую и снежно-белую грудь. Огненная волна прошла по телу, да что там за дурацкие предосторожности, где ты видишь ловушки, посмотри, какие сиськи, какая жопа, какой рот, и вообще какая вся мягкая и нежная даже с виду!
Руки зачесались ухватить все сразу, обязательные чашечки кофе можно пропустить, мы ж не в старомодном двадцатом веке…
Я вежливо поклонился.
– Мое сердце… и не только сердце, разрываются от муки сладкой. Душа уже нежится в вашем шатре, а фантазии так и вовсе распрыгались на ложе… но, увы, труба зовет, милая shy;леди.
Она широко распахнула дивные глаза, а пухлый рот приоткрылся зовуще и обещающе.
– Что, мой лорд?.. Я не поняла…
– Мимо и дальше, – ответил я, пыжась от гордости и чувства, какой я, оказывается, замечательный. Отвесил поклон и сказал неуклюже: – Здесь я один такой урод, потому что издалека, а все остальные почтут за небесное счастье услышать ваше приглашение отведать такого сладкого пирога… Простите, леди! Но зов трубы все громче и настойчивее.
Я еще раз галантно поклонился, перед женщиной кланяться – одно удовольствие, выпрямил спину и пошел широкими шагами, любуясь, какой я волевой, стойкий, решительный, непокобелиный, чистый, паладинный, светлый, безэрогенный, глядящий за горизонт, куда ушли мамонты…
Некоторое время настороже ждал, что волшебница, а это явно волшебница, швырнет чем-то магическим в спину, но, видимо, радиус ее мощи ограничен диаметром шатра.
Сексуальное возбуждение разочарованно увяло, тем более что валуны оказывались часто совсем не валунами, на песке затаивались хамелеоны размером с волков, из-под камней выбегали громадные сколопендры, и я рубил, топтал, пару раз просто, теряя ореол бесстрашного героя, благоразумно обогнул опасные места.
Камешки скрипят и даже вскрикивают от боли под тяжелыми сапогами, я настороженно поглядывал по сторонам, а мысль продолжала вгрызаться в печенки глыбже.
Раньше стонал, что все бремя решения на мне, нищщасном, а как было хорошо, когда за меня решали, а я, как всякий русский интеллигент, кривил морду и презрительствовал через губу о тупых политиках! Сейчас же что-то не совсем в диком восторге, когда условия просто идеальные. За меня решают даже не мужчины, которых изначально рассматриваем как соперников, а женщины, что совсем другое дело.
Им даже когда подчиняемся, то всегда снисходительно, как бы делая одолжение. Мол, мы-то выше, но уж ладно, это как ребенок командует, а мы подчиняемся. Зато и ответственность вся на этом ребенке.
Но, наверное, я действительно созрел для чего-то побольше, чем более крутым хвосты заносить на поворотах. Даже мое одиночное фанфаронство, как ни нравится самому, все же должно потесниться под натиском моего огромного умища и стратегического таланта государственного деятеля.
В смысле, от приключений одиночного рыцаря-героя не откажемся, как же без них родимых, но оставим на выходные, а в будни будем обустраивать Армландию, повышать вэвэпэ, строить железную дорогу и давать отпор захватчикам, которые слишком близко к нашим границам. То есть моим.
Горячий песок хрустит под ногами, странным образом напоминая о скрипе снега, только жаркий воздух обжигает лицо совсем не морозом.
Я шел, погрузившись в думы, как вдруг увидел рядом идущую фигуру. Вздрогнул и с чувством облегчения ругнулся сквозь зубы, узнав хищный профиль умного удлиненного лица.
– Сэр Сатана, – сказал я с упреком, – так можно и заикой человека сделать!
Он шел ровным размеренным шагом в такой же легкой одежде, как и я, только без платка. Даже капельки пота выступают точно так же над бровями и по всей верхней губе.
– Вам не грозит, – заверил он. – Я с удовольствием наблюдал, как вы ловко… выскользнули! И красиво, и себя потешили! Не хотелось задержаться в такой сладкой неге?
– Наполеон сказал, – обронил я, – что великие люди должны избегать сладострастия, как мореплаватель избегает рифов. Эта шамаханская царевна – ваш агент?
Он охнул, выставил на ходу обе ладони, заслоняясь, как мегрельским щитом, от таких несправедливых инвектив.
– Сэр Ричард, как можно? Я мог послать женщин искушать святого Антония, но вас… зачем? Вы, надеюсь, и так с нами?
В трех шагах желтый песок взлетел фонтаном. Как выброшенная взрывом, выметнулась огромная золотая ящерица, размером с крокодила. Сразу распахнула полную острейших зубов пасть, горящие злобой глаза поймали в перекрестье прицела мои ноги. Не медля ни мгновения, метнулась, как стрела, намереваясь вцепиться в мой сапог.
Я ударил ее ногой, ломая хребет, а Сатане ответил хмуро:
– Я как Англия. Прежде всего – с собой.
– Наиболее разумная философия, – ответил он серьезно. – Никогда не подводит. Правда, лишает некоторых приятных иллюзий… Вы в Армландию? Тем же путем?
Рептилия осталась трепыхаться, взметывая песок, я поинтересовался:
– А есть отсюда другой выход?
Он прищурился.
– Вам того мало?
Я помотал головой.
– Я хотел бы побывать и за пределами карантинной зоны. Но… как? Нанимать корабль и переть через океан? Я не знаю, сколько займет времени, но, думаю, многовато. Слишком!
Он усмехнулся.
– Ну… зависит от того, как сами люди оценивают время. Все привыкли, что любое путешествие длится долго.
Я признался нехотя:
– Совсем неожиданно я так завяз в этой Армландии, что… просто не могу оставить ее надолго. Слишком уж тут я всякого намыслил. Но и на Юг хочу до свинячьего писка.
– Зачем?
Из крупной норы, похожей на лисью, выскакивали пауки размером с крупных мышей. Все устремились ко мне, я топтал их на ходу до тех пор, пока не сообразили, что добыча какая-то не такая, и не ретировались в нору, а на трупы тут же набросились невесть откуда взявшиеся муравьи.
– Простите, отвлекся, – сказал я. – Да и не понял вопроса, будучи в несколько рассеянном состоянии.
– Вы хотели на Юг, – напомнил он, – оттуда попробовать вернуться в свой мир. Но вы уже приняли некое решение. Так зачем Юг?
Я подумал раздраженно, что он прав, цели сменились на противоположные, но жажда попасть на Юг осталась такой же острой.
